ноздрями.
Передовая интеллигенция повозмущалась бы, повозмущалась и успокоилась. И тогда ореол мучеников вокруг декабристов быстро бы погас. Поэты не превозносили бы их мужества и самоотверженности их жён, уехавших за мужьями на каторгу. «Во глубине сибирских руд» некому было бы хранить «гордое терпенье». И каторжанин А. Одоевский не написал бы дерзких строк: «Наш скорбный труд не пропадёт: Из искры возгорится пламя…» Весь романтизм «высоких стремлений» улетучился бы за несколько лет. Левая пресса не стала бы вспоминать их к месту и не к месту, культивировать их идеи. Их пример не вдохновлял бы на борьбу следующие поколения бунтарей.
Возможно, тогда и не созрела бы в России революция, не началась бы Гражданская война, не было бы потомка декабриста — изувера Анненкова.
Но царь проявил мягкость.
А как показывает История, при гражданском противостоянии мягкость недопустима и даже преступна. Гарантировать победу и относительный порядок может только безжалостность, с которой соперник истребляется всеми имеющимися средствами.
Именно так поступали в Гражданскую войну.
На подавление восстания в Тамбовской губернии, возглавленного сельским учителем Александром Антоновым, в 1921 году было брошено до 120 000 солдат, 463 пулемёта, 9 артиллерийских бригад, 4 бронепоезда, 6 бронелетучек, 5 автобронеотрядов, 2 авиаотряда.
Мятежная губерния была блокирована. 11 июня вышел приказ М.Н. Тухачевского за № 171. Он предписывал всех «граждан, отказывающихся называть своё имя, расстреливать на месте без суда. Семьи повстанцев высылались, а старший работник в семье расстреливался. Также расстреливались заложники из сёл, где находили оружие».
Приказ приводили в жизнь «сурово и беспощадно».
В Борисоглебске, Кирсанове, в самом Тамбове и в других городах спешно создавались концлагеря на 15 000 человек.
Уже к 15 июля из более чем 20 000 повстанцев осталось всего 1200 человек, загнанных в леса. Они были обстреляны химическими снарядами.
Некоторые историки негодуют по поводу жестокости, с которой Красная Армия расправлялась с крестьянами, взявшимися за оружие отнюдь не от хорошей жизни. «Требовалось преподать повстанцам предметный урок, чтобы не только им, но и детям и внукам бунтовать было неповадно. Для этого и нужны были расстрелы заложников и газовые атаки против искавших убежище в лесах. И цель была достигнута. Сколько народу истребили бойцы Тамбовской армии под руководством „красного Наполеона“, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Наверняка счёт шёл на тысячи, если не на десятки тысяч».
Но прежде чем возмущаться свирепостью «красных людоедов», неплохо было бы ознакомиться с кровожадностью антоновцев. Это может послужить некоторым оправданием для карателей.
Примеров достаточно. Вот один из них.
В Тамбовской губернии в декабре 1920 года очевидец докладывал в ЦК РКП(б) и ВЧК: «В деревнях при поимке товарищей коммунистов они терзают их, отрезая сперва конечности, выкалывая глаза, вскрывают живот и, набивая бумагой и опилками, зажигают живые факелы: насытившись вдоволь муками своих жертв, они изрубливают их и оставляют трупы на земле для кормёжки собак, и под страхом смерти никто не смеет убирать трупы, пока банда не скроется. Жертвою этих зверей падают не только товарищи коммунисты, но также и их семьи, и их имущество, и сами жилища сжигаются дотла».
Согласитесь, что после такого зрелища вряд ли дрогнет рука красноармейца, расстреливающего из пулемёта бунтующих мужиков.
И ещё неизвестно, возможно ли было как-то иначе «достигнуть цели» в тех условиях.
По крайней мере, сражающиеся с большевиками белые офицеры считали, что — нельзя.
«Один из сподвижников Бориса Савинкова, полковник С. Павловский, совершал террористические рейды из Польши на советскую территорию. Первый рейд в город Холм — убито 250 и ранено 310 человек. Отступая из Холма, заняли Демянск, убив 192 человека. Второй рейд в районе Пинска — захватили в плен юношей из отряда ЧОН. 14 членов этого отряда заставили вырыть себе могилу, после чего Павловский лично расстрелял их. В селе Корюкине замучен и повешен продработник коммунист Силин. Третий рейд — налёт на пограничную заставу. Убили 9 отдыхавших пограничников и повесили беременную жену начальника заставы.
Другой отряд офицера Павлова захватил местечко Пуховичи. Бросили в котёл с кипящей смолой старика пастуха, заподозренного в сочувствии Советской власти; зверски замучили и убили двух коммунистов, захватили 11 жителей и потребовали с них выкуп; получив требуемую сумму денег, бандиты зарубили заложников. Близ Полоцка спустили под откос поезд, ограбили пассажиров, а 15 человек, у которых обнаружили партийные билеты, расстреляли».
После нападения в Туркестане басмачей киргизского курбаши Муэтдина на транспорт, состоящий из 60 мирных граждан с женщинами и детьми, под охраной 45 красноармейцев, чудом уцелевший караванщик рассказал об увиденном: «По нашим законам беременная женщина считается святой. Но для Муэтдина нет ничего святого — он уничтожал всех. Беременным женщинам вскрывали животы, выбрасывали плод и набивали животы соломой. Детям разбивали головы о колёса арб или устраивали из них козлодранье, и они разрывались на части. Красноармейцев сжигали на костре…»
Муэтдин именовал себя пышно: Эмир-ляшкар-баши Муэтдин-катта-бек Усман Алиев, что в переводе означало — верховный главнокомандующий, непобедимый Муэтдин, большой господин Усман Алиев.
Много их было, этих «непобедимых верховных главнокомандующих»: Хал-ходжа, Махкам-ходжа, Рахманкула, Аман Палвана, Мадамин-бек… Только на территории Ферганы действовало около 40 басмаческих микроармий. И все убивали, резали, жгли.
В ответ М.В. Фрунзе обратился к вооружённым силам с призывом: «С этим пора кончать! Пора калёным железом выжечь язву басмачества, пора железной метлой вымести из края всех грабителей и бандитов!»
Запылали кишлаки, угонялся скот, травились колодцы, с мусульманских женщин срывалась чадра, расстреливались муллы, взрывались мечети и минареты. Конники С.М. Будённого, прозванного белогвардейцами «вешателем», после участия на Украине в еврейских погромах были переброшены в Среднюю Азию и рубили всех подряд. Террор был настолько кровавым, что, спасая себя, к 1922 году в компартию Бухарской Народной республики предпочли вступить 70 купцов, 11 бывших чиновников эмира, 38 баев и 20 мулл.
Басмачи держались до середины 1930-х, отвечая налётами на селения и, в свою очередь, зверски расправляясь с населением.
Из неуправляемой, разрастающейся волны казней, пыток и убийств Гражданской войны В.И. Ленин сделал вывод: «А мы будем говорить тяжёлую, но несомненную правду: в странах, переживающих неслыханный кризис, (…) без террора обойтись нельзя, вопреки лицемерам и фразёрам. Либо белогвардейский, буржуазный террор американского, английского (Ирландия), итальянского (фашисты), германского, венгерского и других фасонов, либо красный, пролетарский террор. Середины нет, „третьего“ нет и быть не может».
С этим нельзя не согласиться.
После революции России пришлось делать выбор между «белым террором» и «красным террором».
Возвращение к прежней жизни было невозможно даже в случае победы контрреволюции. Слишком уж многих пришлось бы ликвидировать, согнать в концлагеря, репрессировать за сочувствие к Советам.
Но «белый террор» оказался слабее.
Он проиграл.
Поэтому-то и плакались, и обвиняли большевиков во всех грехах те, кто спешил обелить золотопогонников. Это вполне закономерно.
Побеждённые всегда жаловались на победителей.
Ещё нужно учесть, что террор, жестокость, издевательства невозможны во время боя. Там свистят пули, звенят мечи. Враг даёт отпор. Над ним не покуражишься.
Невозможно проявить жестокость в пулемётных очередях, изуверство — в рукопашной схватке,
