сожалению не сохранила, — торжественно произнес я, выплывая в мутные воды Садового кольца. — Но память о его первопроходческом деянии будет вечно жить в сердцах коллег, моем во всяком случае.
Пообвыкнувшись в должности Харона, я начал потихоньку изучать историю вопроса, так что теперь вполне могу прочитать короткую лекцию по этому поводу.
На этот раз аудиторию мою составляла Галя, наш бухгалтер, которой позарез понадобилось подписать у Люки какие-то испещренные колонками цифр бумаги. Усевшись рядом со мной в обтянутую темным мягким велюром кабину, она терпеливо выслушала вводную часть лекции — рассеянно, как мне показалось, потому что по. ходу моего повествования она пролистывала кипу прихваченных с собой документов, однако впечатление мое оказалось обманчивым, потому что, стоило мне умолкнуть, она осторожно тронула меня за локоть.
— А дальше что было?
— Ну что... Просвещенные народы пылко приветствовали всякое проявление прогресса, так что заказы на новые гробы на колесах посыпались как из рога изобилия. Впрочем, не обошлось в начале пути без скандала,
— Что, покойника уронили в кювет?
— Да нет, покойник остался цел и невредим. Чего нельзя сказать о каком-то приходском священнике, который должен был хмурым сентябрьским утром девятьсот девятого года провожать усопшего в мир иной... Это просто потеха. При въезде на погост в местечке Стоунвилидж — кажется, это где-то в штате Огайо — мой коллега задел ступицей переднего колеса правую опору ворот. И от сотрясения дрогнула выведенная на воротах хрестоматийная надпись из трех букв.
Галя, оторвавшись от бумаг, недоуменно моргнула и придавила ладошкой скорбный вздох:
— Что, и они — туда же?
—Да нет, — рассмеялся я. — Это слово ничего общего с нашей заборной словесностью не имеет. К тому же оно было отлито из латуни и траурно сверкало в лучах осеннего солнца. Три буквы, о которых я веду речь, составляли аббревиатуру RIP.
— И что это значит?
— Ай-ай-ай! — погрозил я ей пальцем. — В таких сущностных основах ремесла должна была бы ориентироваться.
— Знаешь, мне и вот этих основ, — она встряхнула кипу покоившихся на коленях бумаг, — хватает.
— RIP, — назидательно пояснил я, — происходит от выражения Rest In Peace. Почивай в мире, по нашему... Ну вот. Шарахнул мой коллега, значит, ступицей в этот чертов столб, а от надписи на воротах возьми да и отвались увесистая латунная литера 'Р'. Да и тюкни того святого отца прямо по темени. Словом, вышел большой скандал, попы, по обыкновению, подняли вой, и многие кладбища перекрыли нашим скорбным пирогам кислород.
— И все из-за какого-то там попа?
— Ну, это был всего лишь повод. Аргументы у этих чернорясников были вполне весомые. Во-первых, наши гробы на колесах представлялись им недостаточно торжественными по сравнению с конными экипажами. Во-вторых, выхлопные трубы дышали угаром. Кроме того, скорость доставки тела— по тем временам это было что-то около пятнадцати миль в час — казалась отцам церкви кощунственной демонстрацией неуважения к усопшему.
— Как же эти ребята выкрутились?
— Да как... Прогресс ведь не задушишь. Автомобильные гиганты нос по ветру держать умеют. Они быстро унюхали, что катафалк с мотором — это золотое дно. В Штатах это были 'Кадиллак', 'Паккард', 'Студебеккер'. В Англии — 'Роллс-Ройс' и 'Даймлер'. В Германии 'Мерседес' и 'Хорхь'. Ребята смекнули, что к чему, и быстренько запустили в производство партии так называемых коммерческих шасси.
— Коммерческих? — озадаченно мотнула головой Галя.
— Ну это такие специальные шасси, на которых было удобно монтировать похоронные кузова. Больше того, те же американцы выступили на рынке с ката-фальным гидросамолетом. Этот гроб на крыльях назывался почему-то 'Либерти'.
— Свобода? — задумчиво почесала висок Галя.
— Ага. Он располагал четырехсотсильным движком, мог принять на борт пилота, его помощника, шесть пассажиров и еще одного пассажира — в гробу. Но это еще так, цветочки... На Аляске тем временем додумались до того, что построили несколько похоронных снегоходов. А впрочем, все это экзотика. Начиная с середины двадцатых годов все тамошние покойники пересели исключительно на машины класса лимузин — ну, вроде нашего... Ах, золотые были времена! Ты только представь себе — эдакая махина, сплошь улепленная барельефами и скульптурными группами. Кстати, ваяли всех этих ангелов, плакальщиц и прочих печальных персонажей достаточно известные скульпторы. Ну а с тех пор, как в конце сороковых годов появились кузова типа 'универсал', катафальный парк мира так и питается исключительно, этой идеей.
— И наш танкер — тоже?
— Естественно. Насколько я знаю, он сошел со стапелей в девяносто втором году и официально называется 'Federal-Cadillac Sovereign Landawlet'. Сказать по правде, роскошней тачки я в жизни не видел. Одна колесная его база в три с лишним метра чего стоит. Точнее сказать, три метра и восемьдесят пять миллиметров. Это ведь больше чем на полметра превышает базу стандартного четырехдверного седана.
— А сколько наша махина весит?
— Что-то около трех тонн.
— Господи, как же она передвигается?
— Как видишь, легко... Благодаря нестандартному движку.
— И что в нем такого?
— Восемь цилиндров с объемом пять и семь десятых литра.
С минуту Галя отрешенно пялилась на приборную доску, пытаясь усвоить эту полезную информацию, однако ни к какому выводу не пришла и потому просто окинула неторопливым взглядом роскошный водительский салон, отделенный от основного перегородкой с зашторенным темной гардиной окошком.
— Знаешь, чего мне бывает искренне жаль? — спросил я, верно истолковав смысл ее взгляда. — Того, что наш основной пассажир так и не в состоянии по достоинству оценить всей комфортности этой ладьи. Гидроусилитель руля, например. Или наличие дисковых тормозов на всех колесах. Или регулировку передних сидений в шести направлениях. Или автоматический климат-контроль, круиз-контроль, стеклоподъемники, стеклоочистители с контролируемым циклом и все прочие примочки. Но больше всего покойнику должно было бы нравиться, что при открытии дверей вон там; — я коротким кивком указал за спину, — автоматически зажигаются осветительные плафоны, и приглушенный их свет мягко ложится на обтянутые траурным велюром стены салона... А, черт!
— Что? — вздрогнула Галя, настороженно глянув на меня, саданувшего в сердцах кулаком по рулевому колесу, потому что прямо по курсу вдруг неожиданно возник, вильнув из соседнего ряда, замызганный 'пазик', и мне стоило большого труда не протаранить его.
— Вот, Галя, полюбуйся. Эта кургузая колымага, что тащится прямо перед нами, и есть наш отечественный посильный вклад в развитие мировой ката-фальной культуры: консервная банка марки ПАЗ- 651 или ПАЗ-652. Дело было за малым: снабдить серийные модели открывающимся люком в задней части кузова, впихнуть в пассажирской салон полозья для закатывания гроба да намалевать на борту черную полосу. И вся недолга. Больше ничем наша великая страна транспортную сферу похоронной культуры не обогатила. Есть, правда, с десяток санитарных 'Чаек', положенных когда-то вождям, и пяток ЗИЛов, уготованных им же.
— М-да, беда.,. — раздумчиво протянула Галя.
— Не то слово. А труповозки?... Это же вообще песня.
В самом деле, месяца два назад мне по делам пришлось наведаться в один из одинцовских моргов. Так вот там ребята за неимением средств на приобретение соответствующего транспорта приспособили к этому делу мотоцикл с коляской. Я очень живо представляю себе, как санитар катит по улицам города на тарахтящем железном коне, а в коляске справа от него мирно дремлет покойник.
— Приехали, — отвлекла Галя меня от этих мыслей, указывая в сторону узкого проезда, открывавшего
