Казачковский О. Д.
Физик на войне
Моим боевым спутникам, воинам 85-го гвардейского гаубичного артполка, посвящается
От автора
Это рассказ о войне, увиденной глазами попавшего на фронт молодого ученого-физика. Автор, исправно выполняя свои обязанности артиллерийского разведчика, не забывал и о прежней специальности. И к оценке многих событий подходил с позиции рационально мыслящего физика. Тут нет никакого вымысла, нет и прикрас. Изложено все как было — непредвзятое свидетельство очевидца. Как и положено человеку, посвятившему себя точным наукам. Но с оговоркой — пришлось восстанавливать почти все по памяти. Никаких личных записей того времени не сохранилось, остались только фронтовые письма. А память иногда обманчива. Да и восприятие того, что происходит, не всегда однозначно. Даже когда мы, бывшие однополчане — участники одних и тех же событий, встречаемся и обмениваемся воспоминаниями, зачастую выявляются и разные представления о происходившем. Так что в отдельных деталях не исключены и неточности.
Начало
Воскресенье 22, июня 1941 года, раннее утро. Только-только наступил рассвет. Будит громкий стук в дверь. Это вестовой из штаба полка — объявлена тревога. Опять, в который раз за те полтора месяца, что мы здесь, эти надоевшие учения. Как не ко времени! Сегодня нам предстоит ехать в Кишинев, играть в финале первенства Молдавии по волейболу. Мы — это команда нашего артполка, расквартированного в Оргееве, небольшом бессарабском городе в 80 км от границы. Наша команда и выступает за этот город. Никто из местных в нее не входит — уровень спортивной квалификации не тот. У нас, кроме кадровых ребят, двое из числа призванных на стажировку приписников из Днепропетровска: Толя Танатар, выпускник Горного института, и я, аспирант Физико-технического института, два года тому назад окончивший Университет. Оба в звании младших лейтенантов. Вчера в полуфинале мы встречались с приехавшей к нам командой города Бельцы. Хотя в нападении они были явно слабоваты, но играли цепко, слаженно, «тянули» большинство мячей. У Толи, нашего основного нападающего, не шли удары. Все в сетку, да в сетку! Нависла угроза поражения. И тут я, второй нападающий, решился взять игру на себя: тогда еще можно было выходить к сетке с любого места площадки. Удивительно, но у меня все получалось. После того, как мы выиграли, один из солдат, ярый болельщик и прекрасный пианист, сказал, что должен сыграть для меня 10 вальсов Шопена Таков был уговор — по одному вальсу за каждый выигрышный удар. Прекрасное настроение, воскресенье так много обещает после надоевшей полуказарменной жизни. А тут эта неуместная тревога! Хорошо еще, что как никогда рано подняли. Может быть, успеем уложиться с учениями до намеченного отъезда?
Бегом, потому Что мы живем на частной квартире довольно далеко от полка. А время сбора по тревоге считается одним из главнейших показателей достигнутого уровня боевой подготовки. Уже почти все собрались. Сейчас кто-то из начальства будет знакомить с обстановкой: где условный противник, каковы его намерения, ставить задачи на поддержку нашей пехоты и т. п. Но никто к нам не выходит. Все почему-то задерживается. Проходит полчаса, час, другой. Опять-таки не как обычно. Раньше буквально не терялось ни минуты.
Ждем. И вдруг слышим: в артпарке, это площадка неподалеку под открытым небом, где стоят наши орудия, заводятся тягачи. Ого! Никак, собираются орудия вывозить? Такого раньше никогда не было, ограничивались командно-штабными тренировками. Что все это значит? Какой тут Кишинев! Боишься подумать, но все больше закрадываются подозрения. Неужели пришло то, чего ожидали и чему, надеялись, еще совсем не время? Ну нет, не может быть. Разве бы не сказали уже нам! Разве бы мы так бездействовали! Вероятно, и у других то же самое на уме. Но никто не высказывает своих мыслей вслух. Формально у нас с Германией хорошие отношения. По заявлению В. Молотова, она теперь совсем не агрессор, как раньше считалось. Более того, недавно были официальные разъяснения (правда, только с нашей стороны) о том, что немцы и не собираются с нами воевать. Подобные слухи — провокация империалистических кругов запада во главе с нашим заклятым врагом Черчиллем. Это они пытаются столкнуть между собой наши дружественные страны. Ничего из этого не выйдет! А полуофициально даже убеждали, что Гитлер ни в коем случае не будет нападать. Немцы, дескать, знают, что мы сильнее, и боятся нас. Один по-настоящему уважаемый и авторитетный лектор в Университете «конфиденциально» рассказывал о недавно состоявшейся встрече высших военных чинов наших двух стран. Немцы сообщили, что победа в Польше далась им легко. Вот только подо Львовом неожиданно встретили такое сильное сопротивление, что вынуждены были приостановиться. Наши сказали, что и нам подо Львовом также пришлось вступить в бой с отчаянно сражавшимися крупными силами, но для нас все обошлось благополучно, и противник был отброшен. Не назывались вещи своими именами, но было все ясно. И хотелось верить, что, пусть и не совсем так, но что-то в таком роде было. А пока газеты все еще старательно перепечатывают победные реляции немецкого командования так, будто речь идет о наших боевых успехах.
Впрочем, разговоры — разговорами, но близость войны ощущалась. В начале года директор нашего института Г. Курдюмов вернулся из Москвы после утверждения годовых планов и прямо сказал, что вряд ли удастся доработать по ним до конца. Обстановка сложная. К войне готовились усиленно. Спешно строились оборонительные сооружения на новой границе. Здесь, в Оргееве, встретился знакомый командир, служивший ранее в полку, где мы стажировались, на строевой должности. Оказывается, он — офицер НКВД и прибыл сюда в составе бригады специального назначения. В связи с возможностью близкого начала военных действий должны, как он выразился, срочно провести «санитарно-профилактические мероприятия» — выявить и изолировать, попросту говоря, арестовать «неблагонадежных». Одна из наших батарей недавно скрытно заняла боевые позиции на границе, на берегу Прута. Да и то, что нас, приписников, впервые призвали на стажировку не в родном Днепропетровске, как обычно, а неподалеку от границы, само за себя говорило.
Мы все ждем. Кто-то принес весть: открылись склады НЗ — неприкосновенного запаса, хранящегося на случай чрезвычайных ситуаций. Подозрения все больше перерастают в уверенность. Но все же крошечная надежда теплится: а может быть, это всего лишь комплексная (и не очень удачная!) проверка нашей боевой готовности? Наше же непосредственное начальство, если и появляется, то ничего, кроме все того же «ждите!», не говорит. Все так же ревут трактора, но никто не дает команды трогаться с места. И только в середине дня, после выступления по радио Молотова, сомнений не остается: да, это война. Невольно думаешь, как все получалось хорошо, когда объявлялась учебная тревога. Заранее было расписано, что и как надо делать. И четко, словно по нотам, проигрывалось. Все были довольны. К реальности же мы оказались не готовы. Нелепость — стремиться экономить на учениях какие-то доли минут и запросто терять часы, когда наступает то, ради чего, собственно говоря, они и проводятся!
Вскоре после полудня первый воздушный налет. Только-только успели вывезти орудия за город и кое-как укрыть под деревьями. Пикирующие бомбардировщики, это были «Юнкерсы-87» (научились распознавать их потом), заходят на бомбежку как раз над нами. Вспоминая ту первую бомбежку, как будто со стороны вижу себя вместе с другими старательно прячущимся под деревом (чтобы не обнаружить себя?).
