привязанность, и ее радость опьяняла его и приводила в восторг, а ее печаль и недовольство разбивали ему сердце. Как же назвать это чувство? Какое имя дать этой привязанности без края и предела, далекой от земных сомнений? За что другое счесть ее, как не за чистую и святую любовь?
Ферох без конца кружился вокруг Мэин, как мотылек вокруг свечи. Голубые, как бирюза, глаза Мэин встречались иногда с его карими глазами. И тогда из глаз его подруги точно вылетали электрические искры, летели в его глаза и проникали в сердце. Совсем ребенок, он уже страдал от любви и, не понимая ничего, искал близости Мэин. И Мэин не отталкивала его. Она радостно и с глубоким увлечением отвечала всем его движениям. Ей было хорошо с Ферохом.
Мэин наконец набегалась и устала. Она бросилась на скамейку. Сел и Ферох.
И видя, какая слабость овладела Мэин, он обнял ее, положил ее голову себе на грудь.
Золотистые косы Мэин, распустившись, рассыпались по ее белоснежным плечам. Глядя на ее прекрасное лицо, Ферох почувствовал, что с ним происходит что-то странное: сердце его трепетало. Ферох крепко прижал Мэин к груди, приблизил к себе ее прелестное, как месяц, лицо и, сорвав поцелуй с ее губ, сказал:
— Ах, как я люблю тебя!
Глава четвертая
ЛЕСТНИЦА
Прошло семь лет.
Стояла ночь. Воздух был бесконечно прозрачен. На небе почти не видно звезд — все просторы неба залиты луной.
Дрожит и трепещет в такую ночь сердце влюбленного, у которого нет надежды; льются слезы из глаз его и текут по щекам. О чем же плачет он, о чем грустит?
Но как не грустить влюбленному, у которого нет надежды на соединение с любимой?
Ведь мир нужен только для любимой! И сладость мира познается только вместе с ней. И этот живительный воздух, и виды гор, и степи, и все радости мира ценны для него только тогда, когда на груди его любимая, когда возлюбленная с ним.
Истинный влюбленный смеется от малейшей улыбки любимой и плачет от малейшей ее грусти. И несчастен влюбленный, лишенный близости возлюбленной! Что ему тогда эта лунная ночь, зачем ему ветерок, несущий негу? Наоборот, ему хотелось бы, чтоб вся вселенная в сочувствии ему заволоклась тьмой и грустью.
Вот в такую ночь, весной 1930 года, возле стены помещичьего сада стоял юноша. Он то оглядывался вокруг, то делал несколько шагов и, вновь возвращаясь, останавливался и внимательно прислушивался.
В этот вечерний час — два с половиной часа после заката солнца — ни один звук не тревожил тишину.
Прошло четверть часа. Юноша, подойдя к стене, стал с величайшим вниманием прислушиваться, но через минуту снова отошел. Теперь он тихо говорил сам с собой:
«Что случилось, что ее нет до сих пор? Наверное, произошло что-нибудь новое. Не может быть, чтобы Мэин забыла о своем обещании. Уже полчаса прошло, а ее все нет. Что делать? И сам я не могу войти в сад, чтобы узнать, что случилось!»
И снова подошел к стене и стал прислушиваться. Все было тихо.
«Мэин не пришла, — шептал он про себя, — ясно, что-то случилось. Отчего у меня такая тоска на сердце и так мне беспокойно и тревожно? Милая моя, любимая, что с тобой?»
В этот момент, как будто услышав что-то, он сказал:
— Что это? Как будто звук шагов. Сюда... Это, наверное, она. Да, да! Сюда идут... Ближе.
Из-за стены раздался тихий зов:
— Ферох, Ферох! Дорогой! Прости, что заставила тебя столько ждать. Постой, я приставлю лестницу и все тебе расскажу.
Появилась лестница, а еще через минуту из-за стены показался нежный очерк красивой девичьей головы. Усевшись на стене и склонившись к Фероху, Мэин сказала:
— Милый! Ты никогда не должен думать, что я могла о тебе позабыть или по небрежности пропустила бы время. Ты знаешь, что мое сердце принадлежит тебе, любит тебя и что им повелевает преданность тебе.
В эту минуту лунный свет упал на лицо Мэин, и оно стало еще прекрасней. Мэин было восемнадцать лет — возраст, когда девушки Персии достигают предела красоты и нежности. Будто нарочно, порыв ветра растрепал ее золотые кудри, то набрасывая их на лицо, то закрывая ими ее красивые глаза, заключавшие в себе целый мир любви и желаний.
Ферох тоже был взрослым юношей: ему было двадцать лет. И если прежде он искал только встречи с Мэин, то теперь с глубокой страстью жаждал ее близости.
Уважаемые читатели захотят, может быть, узнать, что происходило с этими влюбленными на протяжении протекших шести-семи лет, и почему они избрали для свиданий эту стену?
После того дня, когда он играл с Мэин в саду, Ферох много раз еще бывал в доме тетки. Но как раз в это время он поступил в среднюю школу. Уроков было много и день ото дня времени у него становилось все меньше. Он не мог уже, как прежде, отдавать свое время забавам с подругой детских игр, со своей теперешней возлюбленной, хотя встречался с ней всякий раз, когда ему удавалось. Так прошло четыре года.
Любовь их крепла, но чувство их менялось; если раньше для утоления любовной боли им довольно было поцелуя, то теперь они чувствовали, что даже крепким поцелуем не потушить огня, разгоревшегося в их сердцах.
Однажды, когда Фероху пришлось сдавать годичные экзамены, он целых три недели не видел Мэин. Представьте же себе, как он удивился, когда, придя в дом тетки, увидел, что Мэин не выходит, как всегда, к нему навстречу. Вместо нее в комнату вошла служанка и произнесла:
— Мэин-ханум посылает вам привет.
Чтобы не показать себя невежей, Ферох вынужден был сказать:
— Передайте ханум выражение моей глубокой преданности.
Лицо тетки сказало, что дальнейшие свидания его с Мэин невозможны.
Мог ли Ферох после этого хоть одну минуту там оставаться? Мог ли он заставить свое сердце вынести такой удар? Мог ли он жить без встреч с Мэин?
Трое суток он думал. Потом решил, что ему нужно написать письмо Мэин и отослать его весьма хитрым способом.
Ферох знал, что тетка его не умеет читать и что Мэин всегда читает ей письма другой тетки, живущей в Казвине. Он тотчас взял перо и написал:
«Моя дорогая возлюбленная! С глубокой грустью, с горечью берусь я за перо — обменяться с тобой несколькими строками. Я требую свидания. Непременно, каким бы то ни было способом устрой его, чтобы я мог выразить тебе, что я переживаю после этого печального и в то же время смешного происшествия, и чтобы мы могли обсудить с тобой пути к дальнейшим встречам.
Тот, кто тебя никогда не забудет:
Ферох Дэгиг».
И тут же Ферох написал другое письмо, от имени казвинской тетки к матери Мэин, наполнив его молитвами и салямами, поклонами Фатэме-Бегут и Секене Баджи, а сверху — крупным почерком:
«Внимание! Это письмо — фальшивое, вложено только затем, чтобы можно было отправить второе письмо».