И тогда какой-то голос в его сердце кричал:
«Нет! Только кровь, только ручьи и реки... Нет! Целые моря, океан крови, который залил бы земной шар, может смыть проклятие мира».
Поздно ночью, уступая настояниям Аму-Керима, Ферох ушел со своего камня в комнаты. Не притронувшись к пище, он лег.
Но и спать он не мог. Занялась заря, и он вскочил. Поблагодарив Аму-Керима и его жену и подкрепив свою благодарность пятью туманами, он пошел в город. Извозчиков здесь не было, и ему волей-неволей пришлось усесться на крестьянского ослика, чтобы добраться до ворот Юсуф-Абада.
Дома он тотчас же зашел навестить отца. Старик, который глядел уже в землю, при виде сына расплакался.
— Где ты пропадал столько дней? Что с тобой было?
Ферох кое-как успокоил его, сказав, что ездил с товарищем в Шимран.
Фероху, прежде всего, нужно было повидать Эфет и ее стариков. Он переоделся и, освежив холодной водой глаза, в которых были еще следы слез, вышел, сел на дрожки и через десять минут был уже там. Пишхедмет узнал его. Он поклонился и без доклада пригласил его войти. Несколько удивленный, Ферох пошел за ним и очутился в знакомой ему, убранной по-европейски, комнате. Пишхедмет исчез в противоположной двери, а через несколько минут появилась Эфет.
Она была в лимонно-желтом платье, сшитом по последней тегеранской моде, в шелковых чулках такого же цвета и в лакированных туфельках. Волосы ее были по-европейски закручены на затылке. Бледность начинала сменяться прежним румянцем. Видно было, что раны ее заживали...
При виде Фероха румянец ее стал еще ярче.
— Вы нас совсем забыли, ага, — сказала она. — Вот уже пять дней, как мы вас ищем. Сколько раз посылали к вам, но там сказали, что вас нет.
Ферох ответил:
— Да я уже говорил вам, что мне нужно было ненадолго уехать.
И, чтобы переменить разговор, спросил:
— А где сэркар-ханум и ага? Надеюсь, что все благополучно... Здоровы?
По грустному и мрачному лицу Фероха Эфет поняла, что с поездкой, о которой он говорил, было связано какое-то дело, и что дело это не удалось. Она чувствовала, что за эти дни с Ферохом что-то случилось, и поняла, что он нарочно перешел на другую тему, чтобы отвлечься.
Глядя в лицо Фероху, Эфет сказала:
— Отец занят счетами по имению, а мама возится по хозяйству. Прислали меня, чтобы вам одному не было скучно.
И, помолчав, добавила:
— Не нужно, ага, ничего скрывать от меня. Я по вашему лицу вижу, что за эти два-три дня с вами произошло что-то важное. Может быть, и мне будет позволено это знать?
Фероху и без этого хотелось поделиться с кем-нибудь своим горем: может быть, отойдет от сердца эта тяжесть. А тут Эфет — кому, как не ей, рассказать об этих несчастьях? Кто, если не Эфет, может понять и посочувствовать? Ведь она его сестра. Кто еще, кроме сестры, может так же внимательно отнестись к горю брата?
И Ферох, не стесняясь, рассказал ей в нескольких словах о своей любви к двоюродной сестре и о том, как его разлучили с ней, чтобы отдать другому, а потом и о событиях последних дней.
Слушая его рассказ, Эфет то краснела, то бледнела. Потом волнение ее сменилось тихой задумчивостью.
Что было с сердцем Эфет? На это нетрудно ответить. Она тоже любила Фероха. Бедняжка мечтала о нем, мечтала о том дне, когда любовь Фероха вознаградит ее за все горе, что ей причинил Али-Эшреф- хан.
Увы, это были пустые мечты. Она, как выражаются европейцы, «строила замки в Испании»... Ферох любит другую и не может смотреть на нее иначе, как на сестру.
Ей было грустно. Но чистое сердце ее было готово довольствоваться и этим.
«Я его сестра, — говорила она себе, — и я должна помочь ему в любви. Он спас меня. Теперь я принесу себя в жертву и попытаюсь помочь ему соединиться с той, которую он любит».
И, взглянув ему в глаза, Эфет сказала:
— Значит, ага, мы оба с вами несчастны. Ну, что же, не будем отчаиваться. Не всегда же мир будет оставаться таким!
И она предложила Фероху скорее указать ей, что она может для него сделать, чтобы целиком посвятить себя этому делу.
Ферох сказал, что он считает самым важным сейчас заняться Джавадом и первым долгом узнать, какая судьба его постигла. Что же касается Мэин, то он и хотел бы, да не может ничего сделать, так как ему нельзя сейчас даже пойти туда узнать о ее положении и нельзя ничего послать.
Подумав, Эфет сказала:
— Ну, это-то совсем легко. Завтра я узнаю о ней все и дам вам знать.
Ферох сказал:
— А что касается того человека, то я сегодня же пошлю одному из моих друзей в Исфаган телеграмму и попрошу сообщить мне обо всех его действиях за последнее время.
Эфет вспыхнула. Ей причиняло боль даже простое упоминание об этом человеке.
Она только тихо сказала:
— Ну, что же... Только если можно, сначала позаботьтесь о Джаваде.
— Делу Джавада это нисколько не помешает. Я начну оба дела вместе.
Было одиннадцать часов утра. Ферох хотел уходить, но Эфет сказала:
— Сидите. Вы еще не виделись с отцом и с мамой.
Скоро появился Р... эд-довлэ, которого вел под руку пишхедмет, а потом и мать Эфет. Оба они были страшно рады Фероху.
Посидев немного и поговорив о том о сем, Ферох стал прощаться, но тут все трое запротестовали и настойчиво потребовали, чтобы Ферох остался обедать.
Р... эд-довлэ говорил:
— Я знаю, что вы думаете: они старики, небось живут по старинке и не признают европейских обычаев. Ошибаетесь. Здесь вы можете, как у себя дома, сидеть за столом, есть ножом и вилкой и разговаривать во время обеда.
И он засмеялся.
Ферох поневоле остался.
Через полчаса обед был кончен. Но пришлось сидеть еще. Через час, наконец, Ферох выбрался, условившись с Эфет, что она как можно скорее займется его делом, и получил обещание, что она завтра же выяснит все, что произошло с Мэин.
Он решил направиться к Ахмед-Али-хану на почтовую станцию.
Ему повезло: Ахмед-Али-хан был в учреждении.
Встрече с Ферохом Ахмед-Али-хан очень удивился. Он знал, впрочем, что Ферох должен был быть уже в Тегеране, но удивлялся, как Ферох мог оторваться от своей любимой. Поглядев на Фероха, он сообразил, что с ним стряслась беда, и принялся расспрашивать, в чем дело. Поблагодарив за участие, Ферох рассказал, как Ф... эс-сальтанэ узнал о бегстве дочери, как он отобрал ее и как увезли Джавада.
— Я не могу успокоиться: из-за меня будут мучить этого несчастного.
Ахмед-Али-хан сказал, что, по его мнению, с Джавадом могло произойти одно из двух: или Ф... эс- сальтанэ держит его дома, что мало вероятно, или передал его полиции, и тогда его, наверное, бросили в тюрьму.
При слове «тюрьма» Ферох вздрогнул; он сказал:
— Джавад, бедняга, предчувствовал.
— Во всяком случае, — сказал Ахмед-Али-хан, — мы можем сейчас справиться в полиции.
Подойдя к телефону и позвонив в назмие, он вызвал начальника канцелярии и попросил его оказать дружескую услугу: справиться в списках арестованных, не был ли вчера занесен туда некий Джавад.
