Усомнился в полном успехе и император, наложивший на полях доклада резолюцию: 'Прекрасно, но жаль очень, что Шамиль ушел; и признаюсь, что опасаюсь новых его козней, хотя неоспоримо, что он лишился большей части своих способов и своего влияния. Посмотрим, что дальше будет'.
ШАМИЛЬ В ЧЕЧНЕ
Молва о великом сражении на Ахульго достигла Чечни раньше Шамиля. Его встречали как героя, оказывали почести и старались превзойти друг друга в гостеприимстве. Немало жертвенных овец и быков было заколото в ознаменование чудесного спасения Шамиля. Шамиль старался нигде долго не задерживаться, полагая, что погоня если и не настигнет его самого, то способна повредить принимавшим его людям. Жители Беноя не хотели отпускать Шамиля, считая свой аул совершенно недоступным для чьих-либо покушений. Здесь Шамиль оставался некоторое время. Здесь родился и его сын Магомед- Шапи (Магомед-Шефи).
Затем Шамиль перебрался в Ведено, а оттуда в Шатой. Сюда начали стягиваться его уцелевшие мюриды, наибы и уважаемые предводители чеченцев. Знаменитые храбрецы Шугаиб Центороевский и Джавад-хан Даргоевский старались ободрить Шамиля, обещая, что взамен павших товарищей он найдет в Чечне новых друзей, которые будут ему верной опорой.
В тот период еще одно несчастье опечалило горцев: скончался их духовный вдохновитель и наставник шейх Магомед Ярагинский. До последних дней он поддерживал Шамиля и борьбу горцев, служа живой связью с благодатью шейхов Золотой цепи. Шейх Ярагинский был похоронен на кладбище аула Согратль, и могила его с тех пор считается священной.
Духовное руководство горцами принял на себя преемник Ярагинского — шейх Джамалуддин Казикумухский.
ИЛЛЮЗИИ ГРАББЕ
Затишье, воцарившееся в горах после Ахульго, подвигнуло Граббе на энергичное введение в крае новой системы управления. Чечню и Дагестан он разделил на приставства, назначил управлять ими надежных людей. Он объявил горцам, что не хочет полупокорности, потребовал полного подчинения, выдачи аманатов и по одному хорошему ружью с каждых десяти домов. Им также было ведено 'не давать убежище абрекам и мюридам и отказаться от всякого участия в пагубном учении Шамиля'. Без дозволения начальства даже запрещено было переходить на жительство из одного аула в другой. Сверх того горцы были обложены всевозможными податями и повинностями. А произвол чиновников, грабежи и реквизиции скота стали повсеместным явлением. Вместе с тем Граббе понимал, что одной лишь силой оружия 'нельзя дойти до покорения гор', и в будущем предполагал перейти к мерам экономическим, дабы продемонстрировать горцам выгоды его благоустроенного правления. Однако на первых порах считал необходимым утвердиться в крае крепостями и поселениями, чтобы, контролируя поля и пастбища, поставить население в полную от себя зависимость. Это, по замыслу Граббе, должно было вынудить горцев постепенно сложить оружие и привести их к совершенной покорности.
Первые результаты новой системы вселяли оптимизм. Но это была лишь видимость покорности. Если кто и отдавал добровольно оружие, то старое и никчемное. В аманаты старались выдать людей, от которых общества и сами мечтали избавиться. Начальство на местах подкупалось или запугивалось. Скот или угонялся в безопасные места, или его предпочитали резать и сушить мясо впрок, чем подвергать опасности конфискации. А самые невероятные и пугающие слухи о грядущем поголовном разоружении, введении воинской повинности и даже запрещении женщинам носить шальвары приводили к тому, что целые аулы, не спрашивая никакого начальства, уходили в недоступные горные леса и примыкали к Шамилю.
Дело кончилось тем, что чеченцы предпочли приставам власть Шамиля и 8 марта 1840 года провозгласили его своим имамом. Приняв это звание, Шамиль не замедлил развернуть самую энергичную деятельность. Слава героя-мученика, восставшего из пепла Ахульго, привлекала к имаму все новых приверженцев. Влияние имама стремительно возрождалось и скоро распространилось далеко за пределы Чечни. Горцы вновь взяли в руки оружие. Окруженный сильной охраной, Шамиль объезжал аул за аулом, поднимая людей на новую борьбу. Многие из назначенных приставами старшин приходили к Шамилю и разбивали перед ним старшинские значки. Реальная власть, миновав приставов, вновь оказалась в руках шамилевских наибов, число которых теперь еще более возросло. Восстанавливалась административная система Имамата и вводились новые законы.
По приказу Шамиля люди уходили с равнин в горы, сжигая свои старые аулы и строя новые. А если какие-то аулы имели претензии друг к другу, Шамиль улаживал дело миром, основываясь на законах шариата. Тех же, кто противился шариату, он призывал вернуться на путь истинный и обещал никого строго не наказывать. Он был уверен, что люди сами поймут, что законы шариата есть благо для них.
СХВАТКА С ВЕЛИКАНОМ
В одном из таких сел люди обратились к Шамилю с просьбой избавить их от разбойника, от которого все страдали и с которым никто не мог справиться. Это был Сокур — гигант, обладавший злобным нравом и невероятной физической силой. К тому же у Сокура было много родственников, и убийство его односельчанами неминуемо привело бы ко всем ужасам кровомщения.
Помня свое обещание никого не казнить, Шамиль приказал своим мюридам выколоть разбойнику глаза. Предупрежденный родственниками, Сокур решил удалиться на время из села, но был встречен мюридами. Разбойник легко разметал нападавших, а нескольких даже ранил кинжалом. Но мюриды бросались на него снова и снова, пока им наконец не удалось свалить и связать преступника. Его привели в дом кунака Шамиля Шабана, где остановился имам, поместили в отдельное помещение и там привели приговор в исполнение. Вслед за тем были освобождены пленники Сокура, сидевшие в колодках у него в подвале.
Однако этим дело не кончилось. Ночью Сокур сумел разорвать путы и вышвырнуть в окно часового. Услышав шум, Шамиль решил, что на дом напали родственники разбойника, желая отомстить за обиду. Он бросился к двери, чтобы позвать своих мюридов, но наткнулся на разъяренного гиганта, который надвигался на него с кинжалом в руке. Шамиль обратился к стене, где висело оружие, но Сокур обхватил его железной рукой и стал наносить удары кинжалом. Он ранил Шамиля в бок, но не причинил особого вреда, потому что Шамиль сумел так крепко обхватить нападавшего руками, что тот уже не мог работать кинжалом с прежней силой. Подоспевший кунак Шабан выхватил пистолет и собирался прострелить разбойнику голову, выжидая лишь момента, чтобы не попасть в Шамиля. Но в темноте сам напоролся на кинжал и упал замертво. Шамилю ничего не оставалось, как обхватить Сокура еще крепче и кружить с ним по темной комнате, дожидаясь подмоги.
Спас Шамиля все тот же Шабан, споткнувшись о бездыханное тело которого, противники упали на пол. Тогда Шамилю удалось придавить разбойника коленом и схватить его за руку, в которой было оружие. Изранив свои руки, Шамиль все же вырвал кинжал и тут же вонзил его в грудь разбойника. В этом положении и застал его Юнус, который с другими мюридами дежурил ночью в сторожевой башне на случай возмущения родственников разбойника.
Умирая, Сокур произнес:
— Узнал ли богатырь мою силу?
— Узнал ли богатырь силу того, кто боролся с ним без оружия? — ответил Шамиль.
Слух о побоище в доме Шамиля уже облетел аул, и люди сочли, что, должно быть, убит сам Шамиль. Этим попытались воспользоваться родственники Сокура, чтобы в возникшей суматохе отомстить мюридам за обиду. Зная, чем все это может обернуться, истекавший кровью Шамиль явился перед народом. Это произвело на собравшихся столь сильное впечатление, что большинство тут же приняло сторону Шамиля, а родственники убитого предпочли поскорее покинуть аул. После этого случая имама везде сопровождал сильный конвой из надежных телохранителей.
Ранения вынудили Шамиля отложить намечавшуюся экспедицию в еще неподвластные ему аулы. Но молва о его невероятном подвиге и без того прибавила Шамилю множество сторонников.
КРИЗИС НА ВОСТОКЕ
К тому времени разразился новый восточный кризис, причиной которого стали притязания египетского паши Мухаммеда Али на передел Малой Азии. Формально оставаясь вассалом Турции, паша провел в Египте ряд важных реформ, создал сильную армию и флот и помог своему сюзерену в борьбе с греческими повстанцами. Взамен он требовал отдать ему Сирию и намеревался создать независимое государство.
Получив решительный отказ, египетский правитель двинул свои войска на север и осенью 1831 года разгромил турецкую армию. К лету следующего года он занял Палестину, Сирию, Киликию, вступил в Анатолию, а зимой уже угрожал захватом Константинополя.
Паша стремительно возвысился в международной политике, его притязания расширились и вскоре отразились на положении в Причерноморье. Горы Черкесии наводнили агенты паши, побуждая население к восстаниям. Этим же занималась тут и английская разведка. Вожди черкесов стали получать письма, приглашавшие их к совместным выступлениям. В письмах сообщалось, что паша уже разгромил почти все великие державы и скоро его непобедимая армия явится на Кавказ на помощь единоверцам. Попадали такие письма и в Имамат, но Шамиль позже вспоминал, что большинство этих писем сочинял его секретарь, дабы ободрить народ и укрепить в нем веру в победу. Настоящей помощи ни от турок, ни от паши он никогда не получал.
Европейские державы отказались поддержать Турцию, и тогда султан решил обратиться за помощью к России.
Николай I согласился помочь вчерашнему противнику, тем более что это сулило новые уступки на Черном и Средиземном морях.
Вскоре после визита в Турцию посланника императора генерал-лейтенанта Н. Муравьева на Босфоре появилась эскадра Черноморского флота, а к Стамбулу прибыл большой сухопутный десант.
Ошеломленная британская дипломатия попыталась склонить турецкое правительство к отказу от российской помощи, а французский посол требовал пропустить через Дарданеллы свой флот и даже угрожал пробиться силой. Однако западные державы получили отказ.
