И дальше:
И далее:
И далее:
Решение убить Моцарта обоснованно.
И главная причина того, что Моцарта необходимо уничтожить, выявляется пушкинским Сальери подсознательно гораздо раньше, чем она приходит в его голову в форме конкретного решения. Обвинительный приговор еще без объявления меры наказания звучит в этой, как я думаю, ключевой фразе всей трагедии.
Как избавиться от этой нелепости? Как привести в гармонию дух Моцарта и его тело?
Сальери принимает решение:
отделить безобразное моцартовское тело от его великого духа.
Тело Моцарта должно умереть, а его дух – остаться.
То есть все земное поведение этого тела, его слова, поступки, шутки, шутовство никак не соответствуют рожденной моцартовским духом Музыке, ее божественности, ее эзотеричности, ее избранности.
И сия нелепая, дикая ошибка должна быть исправлена. Сальери это понимает.
Но он (повторяю) не убийца.
Необходимо, чтобы все это шутовство дошло до края, до омерзительного моцартовского:
чтобы темпераментный итальянец “первосвященник
от музыки” принял мгновенное и роковое решение:
Да еще – страх, что Моцарт может не прийти, ведь он,
Моцарт –
Поэтому обязательный Сальери добавляет:
И в этом “Я Жду смотри Ж” – звуковое доказательство того, что, как Сальери не хотел признать себя “змеей растоптанной”, пушкинская звукопись показывает, Сальери именно змей, приближающийся к совершению греха равновеликого первородному.
Но уже не в роли соблазнителя, а в роли убийцы Бога.
Нет, нет, и еще раз нет!!!
А если и да, то только в понимании режиссера театра оперетты.
Эта пьеса – о трагедии Сальери.
Моцарт написал свой “Реквием” и отправился в Вечность.
А вот Сальери предстоит испить полную чашу страданий. И не потому только, что Моцарт поделился с Сальери мыслью о том, что “гений и злодейство – две вещи несовместные”. И даже, если последние слова всей пьесы звучат как запоздалое осознание Сальери того, что, совершив убийство, он навсегда вычеркивает себя из иерархии Гениев:
то не это основная причина его трагедии. Эта фраза часто приводится в пушкиноведении как доказательство трагического осознания Сальери того факта, что после убийства он якобы лишился места на Олимпе. На мой взгляд, это доказательство далеко не самое главное. Существует еще один эпизод, куда более серьезный.
Сразу же после того как Моцарт выпивает отравленное Сальери вино, последний произносит, пожалуй, самую невероятную, самую нелепую и странную фразу всей трагедии:
