то теперь происходят процессы, которые станут разрушительными для искусства, для культуры, а следовательно, для всей человеческой цивилизации.
А именно:
толпа получила формальный доступ к музыке, которая вызывает у нее только зевательный рефлекс (ибо под сонаты и симфонии нельзя танцевать),
к картинам художников, которые будут оцениваться потребителями лишь в соответствии со степенью съедобности изображенных на холсте продуктов (гастрономический эффект),
сходства изображенных на холсте деревьев и людей с “настоящими” (фотографический эффект),
к романам, в которых будет раздражать отсутствие бросовой скандально-сексуальной интриги или полезной для употребления нехитрой морали (отсутствие Голливудского эффекта),
к стихам, которые, если не дают полезных советов для непосредственного выживания, будут восприниматься как бессмысленный набор слов (ибо слово в осознании толпы может быть лишь обозначением конкретного предмета или доступного немедленному пониманию действия).
Вспомните при всем этом шопенгауэровскую формулу неспособности обыкновенного человека к незаинтересованному созерцанию.
И вот получив доступ ко всему этому (через радио, телевидение, открытые картинные галлереи, всеобщую грамотность), толпа приступит к ликвидации этого ненужного, раздражающего, заносчивого, не ведущего ни к размножению, ни к утеплению, ни к пропитанию искусства, которое к тому же нагло осмеливается требовать права на существование.
Здесь-то и вступит в действие “теория часов без механизма”. Толпа получит подделку и навсегда оставит в покое настоящее искусство.
Толпа ведь не понимает ценности подлинного.
Как это все невероятно страшно!
Но и как похоже на правду!
Ведь это, по сути, и сделано!
Но что-то тут явно не так.
Ибо если это соответствует действительности, то следовательно, сама Жизнь этически (нравственно) негативна, принципиально несправедлива. Это значит, что человечество обречено на вымирание как человечество разумное. Или на возвращение к самой низшей стадии развития (то есть дотворческой, чисто бытовой, где критерий – только физическое выживание). Но ведь упрямый опыт говорит о действительно мизерном проценте воспринимающих великое искусство.
Отрицать этот очевидный факт – значит занять страусиную позицию.
Поэтому вместо того чтобы делать вид, что этого нет, давайте попробуем разобраться что можно сделать, чтобы (скажем, пока осторожно) куда большее количество людей пришло к настоящему искусству, приблизилось к духу подлинной культуры.
Но прежде всего нам необходимо выяснить:
в чем же главная причина невосприятия огромным количеством людей шедевров великого искусства.
В недостатке образования?
Клянусь, мне приходилось встречать немало людей, получивших самое высокое музыкальное образование, но которые были порой дальше от глубокого восприятия великой музыки, чем иные, подобного образования не получившие.
В отдаленности искусства от нужд и потребностей человека?
Да ведь все подлинное искусство всегда стремится воспеть человеческий гений, величие духа во всех, даже самых трагических, ситуациях в жизни человечества. Преодолевая все войны и ужасы, все кошмары и несоответствия, искусство всегда утверждало величие человека.
Во врожденной эстетической глухоте и слепоте?
Готов согласиться, что такие люди могут быть и есть, но процент их должен быть не очень высок.
И речь в этом случае может идти о каком-то проценте брака (как при всяком обширном производстве).
Но брак – скорее исключение, чем правило.
Ибо я убежден, что человек по своей божественной природе создан гениальным. Иначе разрушается смысл Гармонии Мира.
Он, Человек, сам – музыка Баха и Моцарта.
Он, Человек – часть Вечности, проглядывающей сквозь великую светотень на полотнах Рембрандта.
Он – герой полотен мастеров Возрождения.
Он – Дон-Кихот и Санчо-Панса. Он – Гамлет.
Он – Фауст.
Но тогда почему – “часы без механизма”?
Что же ему мешает?
Что???
Глава 4. Бетховен и мытье посуды
(или Кто виноват?)
Представьте себя в кухне, занятого мытьем посуды.
Занятие не самое приятное, но, увы, необходимое.
Чтобы как-то скрасить времяпровождение вы решили послушать музыку.
По радио звучит что-то очень приятное, эстрадное, ласкающее слух. Музыка превращает мытье посуды в автоматический процесс.
Вы можете даже нежно промурлыкать эту простую красивую мелодию. Вы словно соавтор, певец, творец. Как хорошо, что есть радио, легкая музыка, возможность расслабиться!
Меняется программа.
Звучит тяжелый рок.
И это не беда. Исчезает легкость, но взамен появляется мускульная энергия, активность, состояние особой бодрости. Пространство кухни словно раширяется, оно наполняется огромным количеством людей, движушихся в едином телесном порыве.
Мытье посуды как процесс растворяется в куда более активных движениях.
Меняется программа. Звучат первые аккорды “Патетической” сонаты Л. Ван Бетховена.
И вот здесь вы бросаетесь к радиоприемнику и немедленно выключаете эту, с позволения сказать, музыку, непопятно зачем вторгшуюся в ваши владения, пытающуюся испортить ваше настроение этими страшными аккордами, напряженными созвучиями.
Необходимо немедленно убрать наглую музыку, которая без разрешения захватила пространство вашей кухни, лишая вас права на расслабленность, на спокойное созерцание.
Какое это счастье, что есть возможность выключить радио!
Или переключить на другую программу, где опять зазвучит “нормальная” музыка. Музыка, которая позволит вам благополучно домыть посуду и заняться другими, более приятными, делами.
Миллионы людей проходят через описанную мной здесь ситуацию. Миллионы людей выключают или переключают радио, как только начинает звучать классическая музыка. У миллионов людей рождается
