Побежал. Встал в очередь. Неужели никто ничего не заметил? Неужели выдадут? Выдали. Пересчитал. Удивился: чего так мало-то? Пошел, поскандалил. Извинились. В следующий раз обещали выписать больше. Успокоился.
Вышел, сел в автомобиль, домой поехал. Только бы опять поворот не пропустить!.
ФОРС-МАЖОР
Студент Захаров усиленно готовился к экзамену по литературе. Ему оставалось еще прочитать восемь томов собраний сочинений каких-то малоизвестных классиков, но Захаров не унывал. Он надеялся на свою способность по первому абзацу хватать идейную и художественную сущность всего произведения.
Вгрызаясь в очередной шедевр, Захаров неожиданно споткнулся о такую фразу: «О, пресвятая Дева, — воскликнул граф, — этот форс-мажор мне не по зубам!»
— Что такое «форс-мажор»? — сам себя спросил Захаров и полез в примечания. Но там это выражение не объяснялось.
Тогда он пошел к старосте группы Вике Тараскиной. Вика сидела перед зеркалом, делала начёс и штудировала Аристотеля.
— Вичка, — сказал Захаров, — что такое «форс-мажор»? Тараскина скривила губы:
— Ну, это элементарно! Форс-мажор — все равно, что капельмейстер. Он еще машет палкой с лошадиным хвостом!
Захаров поблагодарил и ушел, а Вика подумала: «Нет, я ошиблась. Тот, который с хвостом, называется совсем по-другому — «тамбурмажор»…» И она побежала к Малайскому, который был круглым отличником. Малайский посмотрел на старосту группы обалделыми от дополнительной литературы глазами.
— Что такое «форс-мажор»? — задала вопрос Вика,
— Это управляющий в аристократических имениях, — не задумываясь, ответил отличник. — Подобные вещи, Тараскина, изучают в рамках начальной школы!
Тараскина хмыкнула и ушла, а Малайский подумал: «Нет, я ошибся! Тот, который управляющий, называется «мажордом»…» И он побежал на консультацию, которую проводил доцент Ананасов.
Ананасов любил проводить консультации и экзамены, потому что к ним не надо было готовиться. Он привычно отвечал на вопросы, как вдруг Малайский поднял руку и спросил:
— Скажите, «форс-мажор» — это кто? Ананасов нахмурился.
— Однако, Малайский, ваш вопрос наталкивает меня на нехорошие мысли, — сказал доцент. — Я всегда считал, что вы более эрудированы… Думается, товарищи, не стоит тратить время на подобную чепуху? Прекрасно. У кого другие вопросы?
На экзамене Ананасов сказал Захарову, который всё же успел прочитать восемь томов собраний сочинений малоизвестных классиков:
— Ну, голубчик, материал вы знаете неплохо… А теперь ответьте на дополнительный вопрос: «форс-мажор» — это кто?
Захаров улыбнулся:
— Это капельмейстер — с хвостом!
«Кто бы мог подумать», — смутился Ананасов и поставил студенту пятерку. А после экзамена доцент пошел в библиотеку, взял словарь и прочел:
ФОРС-МАЖОР. Чрезвычайные обстоятельства, которые не могут быть предусмотрены заранее.
Ананасов рассмеялся и, входя в кабинет ректора, сказал:
— Ну и форс-мажор у меня был сегодня на экзамене! Ректор посмотрел на него поверх очков и подумал: «Какой все-таки эрудит у нас Ананасов!»
ЧУДО НА ПЕРЕНОСИЦЕ
— Вениамин, — сказала Катенька (она всегда называла меня только полным именем), — Вениамин, — сказала она, — по большому знакомству я достала для вас импортные очки.
Я был тронут. У меня на глаза навернулись слезы. Мне всегда не хватало женской заботы, и теперь я нашел ее в лице Катеньки.
— Спасибо, — проговорил я с нежностью. — Только, знаете, мне очки не нужны. Как шутил один мой приятель, у меня зрение двести процентов: сто в одном глазу и сто в другом!..
— Это неважно, — ответила Катенька. — Главное, что такие очки имеются только у трех человек в Союзе: телевизионного комментатора, одного засекреченного изобретателя и теперь у вас. Разве это не говорит само за себя?
Очки действительно были великолепные: большие, с голубоватыми стеклами в блестящей металлической оправе — они напоминали красивую латиноамериканскую бабочку.
— Примерьте, — не унималась Катенька, — я прошу вас, примерьте!
Если такая очаровательная женщина, как Катенька, меня о чем-нибудь просит, я не могу долго сопротивляться. Латиноамериканская бабочка вспорхнула на мою переносицу. Мир стал голубоватым и расплывчатым, словно отраженный в реке. Очертания Катеньки тоже размылись, и от этого она стала еще интереснее.
— Чудо, чудо! — захлопала в ладоши она. — Вас теперь не узнать, Вениамин! Теперь вы стали именно тем мужчиной, о котором я мечтала всю жизнь!
От прилива чувств и от слабой ориентации в пространстве я упал на колени. Катенька что-то мне протянула. Я дотронулся: это были ее прелестные пальчики.
— Дорогая! — прошептал я со страстью. — Милая! Будьте моей женой!
— Я согласна, Вениамин, — ответила она еле слышно, и я почувствовал на затылке ее горячие поцелуи.
Вскоре мы расписались. Поскольку в очках я не мог понять, что кругом происходит, Катенька повсюду водила меня за руку. «Осторожно, ступенька, — говорила она. — Сейчас — налево, потам — направо… Стой. Теперь говори «Да!» и надевай мне на палец обручальное кольцо. Осторожно! Ты едва не надел его на палец моей подруги!.. Вот теперь правильно… Идем к машине. Поехали…»
На свадьбе было много гостей, но все они представлялись мне странной голубоватой массой. Гости звенели рюмками, танцевали и выкрикивали «Горько!», а Катенька целовала меня, притянув к себе за лацканы пиджака.
Потом началась наша семейная жизнь. К очкам я еще не привык, и поэтому всем руководила моя маленькая женушка.
— Вениамин, — говорила она, — мы покупаем импортный гарнитур. Еле наскребла у родных и знакомых две с половиной тысячи…
— Но Катенька, — возражал я, — этот гарнитур мне совсем не нравится.
— Ты его плохо разглядел, — поясняла жена. — Поверь мне: это сказка Венского леса, и к тому же она имеется только у пятерых в Союзе…
— Вениамин! — говорила она в другой раз. — Мы покупаем автомобиль. Папа устроит вне очереди.
— Но Катенька! В городском транспорте безопаснее…
