О природе вещей

При нападении войск отовсюду стекавшихся пунов,91

В те времена, когда мир, потрясаемый громом сражений,

Весь трепетал и дрожал под высокими сводами неба,

И сомневалися все человеки, какому народу

Выпадут власть над людьми и господство на суше и море,

Так и когда уже нас не станет, когда разойдутся

Тело с душой, из которых мы в целое сплочены тесно,

840 С нами не сможет ничто приключиться по нашей кончине,

И никаких ощущений у нас не пробудится больше,

Даже коль море с землёй и с морями смешается небо.92

Если же сила души и природа духовная всё же

Чувства могла бы иметь, и расторжена будучи с телом,

То и тогда бы ничто это было для нас, раз мы только

Узами тела с душой и союзом их сплочены тесно,

Да и когда б вещество собиралося наше обратно

Временем после кончины и в нынешний вид возвращалось,

Если вторично на свет появиться дано бы нам было,

850 Всё-таки это для нас не имело бы вовсе значенья,

Так как о прошлом уже была б у нас прервана память;

Так же, как ныне для нас безразлично, чем были мы раньше,

И не томимся о том мы теперь никакою тревогой.

Ибо, коль взор обратить на прошедшее, мыслью окинув

Всю необъятность веков, и подумать, сколь многообразны

Были материи всей движенья, легко убедиться,

Что семена, из каких мы теперь состоим, принимали

865 Часто порядок такой, в каковом пребывают и ныне.93

858 Но тем не менее нам былого того не воспомнить:

Падает тут перерыв бытия, при котором потоки

860 Тел основных лишены были чувства и праздно блуждали.

Если же в будущем ждут и несчастья и горе, то должен

В это же время и тот оказаться, с кем могут случиться

Эти невзгоды, но раз изымает их смерть, преграждая

864 Жизнь у того, кто бы мог подвергнуться скопищу бедствий,

866 Ясно, что нам ничего не может быть страшного в смерти,

Что невозможно тому, кого нет, оказаться несчастным,

Что для него всё равно, хоть совсем бы на свет не родиться,94

Ежели смертная жизнь отнимается смертью бессмертной.

87095 А потому, если кто при тебе сокрушается горько

И негодует на то, что сгниет его тело в могиле,

Или же пламя его иль звериная пасть уничтожит,

Ясно, что он говорит не искренне, что уязвляет

Сердце его затаённая мысль, вопреки увереньям

Собственным, что никаких ощущений со смертью не будет;

Не соблюдает, по мне, он своих убеждений заветных,

С корнем из жизни себя извлечь не желая и вырвать,

Но бессознательно мнит, что не весь он по смерти погибнет,

Ибо тому, кто живой представляет себе, что по смерти

880 Тело терзают его и птицы и дикие звери,

Жалко себя самого; он себя отделить не способен

И отрешиться вполне от простёртого трупа: себя он

Видит лежащим пред ним и свои придаёт ему чувства.

В негодовании он на то, что смертным родился,

Не сознавая того, что при истинной смерти не может

Быть никого, кто бы мог, как живой, свою гибель оплакать,

Видя себя самого терзаемым или сожжённым.

Ибо, коль горестно быть после смерти раздробленным пастью

Диких зверей, почему не ужасно — понять не могу я —

890 В пламени жарком гореть, на костре погребальном пылая,

Или положенным в мёд задыхаться и мерзнуть от стужи,

Ежели труп распростёрт на холодных каменьях гробницы

Или могильной землёй засыпан и тяжко раздавлен.

«Нет, никогда ни твой радостный дом, ни жена дорогая

Больше не примут тебя, не сбегутся и милые дети

Наперерыв целовать и наполнить отрадою сердце.

Не в состоянии ты уже больше способствовать благу

И процветанью родных. Погубил, о несчастный! — взывают

Этот единственный день злополучный все радости жизни!»

900 Но не прибавит никто: «Но зато у тебя не осталось

Больше тоски никакой, ни стремленья ко всем этим благам».

Если же мысли у них и слова бы их были разумны,

Стал бы свободен их ум от великой заботы и страха.

«Ты ведь, как был, так и впредь в усыпленьи останешься смертном

Все остальные века без забот и без тягостной скорби,

Мы же пред жутким костром, где твой труп обращается в пепел,

Мы безутешно тебя оплакали; вечной печали

Нам никогда не унять и не вырвать из скорбного сердца».

Надо спросить у того, кто так рассуждает: «Да что же

910 Горького тут, — коли всё возвращается к сну и покою, —

Чтобы всегда изнывать и томиться в тоске безысходной?»

Люди нередко ещё, возлежа на пиру и подъемля

Кубки и лица себе осенивши венком, начинают

Так от души восклицать: «Коротко наслажденье людишек:

Было — и нету его, и никак не вернуть его снова».

Точно по смерти для них нет большего зла и несчастья,

Чем непрерывно страдать иссушающей жгучею жаждой

Иль угнетённому быть неуёмным иным вожделеньем,

Но ведь никто о себе и о жизни своей не жалеет,

920 Если и тело и ум погружаются в сон безмятежный,

Ибо охотно идем мы на то, чтобы сон этот вечно

Длился, и мы никогда о себе не тоскуем при этом.

И тем не менее тут во всём нашем теле и членах

Первоначала всегда сохраняют движения чувства,

Раз, пробудившись от сна, человек ободряется снова.

Смерть, таким образом, нас ещё меньше касается, если

Можно быть меньше того, что ничто представляет собою,

Ибо материя тут в беспорядок сильнейший приходит

И расторгается в нас со смертью: никто не проснется,