гурновым, что люди в этот день вспоминают уже и не 1917 год, а свою страну, охватывают одним взглядом и всю ее, и всех погибших за нее. Митковы эту страну ненавидят, это их дело. Но какое же гадкое надо иметь воспитание, чтобы не потерпеть и не умолкнуть хоть в сам день праздника тех, кто оплачивает их кусок хлеба.
Перечень идеологических кампаний, забивавших нам в мозг обезоруживающие его гвозди (или электроды), можно продолжать и продолжать. Вспомните сами, как обрушились на нас потоки 'сведений' о проституции в СССР, о коррупции, о льготах номенклатуры. И когда все эти 'блага' сегодня приобрели масштабы, удушающие страну, стали сутью планомерно создаваемого социального порядка, эти 'спонтанные' кампании видятся как элементы единой целостной программы. И вовсе не о реабилитации советского порядка я думаю (на его глубокую критику 'демократы', кстати, и не идут, ибо паразитируют на его самых важных пороках). Мы должны вновь научиться думать своей головой — с тем же усилием, как учится говорить контуженный.
Все эти статьи, газеты, митинги оппозиции — это судорожные, уже почти безнадежные попытки остановить сползание многомиллионной массы дорогих друг другу людей в бессмысленное взаимоистребление. Евразийский тип сознания — будь то в России или ее сестре Югославии — оказался очень хрупким, а наше традиционное общество — беззащитным против некоторых идей-вирусов. Умные палачи, подготовленные в лучших университетах мира (включая МГУ им. М.В.Ломоносова), нашли его уязвимые точки. 12 декабря, после 'беловежского совещания' и уничтожения СССР М.С.Горбачев с удовлетворением заявил: 'Я сделал все… Главные идеи перестройки, пусть не без ошибок, я протащил… Дело моей жизни совершилось'.
Понять, почему рожденный на русской земле человек выбирает такую цель делом своей жизни, можно только в рамках фрейдизма. Но нам сейчас не до этого. Мы должны, несмотря на боль и отказываясь от анестезии новых идеологов, вырвать все эти гвозди и электроды, которые нам вбили в голову. Это нужно сделать всем — демократам и патриотам, красным и белым. Сегодня они по-разному дергают ручками только потому, что получают разные сигналы. Но если сделают сверхусилие и вернутся к здравому смыслу, то отпадут, как шелуха, эти хитро построенные барьеры, рассекающие наш народ. И появится у нас трудное, но достойное будущее.
Идея правового государства — блуждающий огонь перестройки
Миф о построении правового государства — в противовес нашему бесправному прошлому — стал одной из дубин революции, которой крушили само государство. 'Маховик перестройки', о котором говорил Горбачев, отбросил нас далеко назад от правового общества. Мелкие политики истратили великую идею, которую непросто будет очистить от грязи и крови. Но начинать надо уже сегодня.
В перестройке стояла трудная задача — вовлечь в разрушение собственного дома 300 миллионов человек, которые в массе своей хотят жить, а не бороться. Эта задача была выполнена, в 1989 г. на выборах люди страстные, с горящими глазами победили уравновешенных и рассудительных. Как же убедили нас, что 'так жить нельзя'? Не обращением к реальности, а растравляя обиды и трещины в сознании. И не для того, чтобы выложить на стол эти обиды и найти способ их исцелить. Нет, обиды преувеличиваются до фантастических размеров, в души наливается яд — для того, чтобы раны раскрылись, а противоречия взорвались конфликтами. Затем ослепленного этим ядом человека натравливают на те структуры, которые задумано разрушить. И если дело имеешь с народом доверчивым — 'процесс пошел'. Раздуй как следует дело с пактом Риббентропа-Молотова, и уже можешь нарушить все нормы, захватить союзную собственность, выкинуть останки Черняховского и превратить в быдло треть населения — демократы тебя поддержат. Еще бы — обида, нанесенная Молотовым, требует отмщения.
Вся перестройка была запроектирована как создание ситуации, в которой господствует специфическое право мести. Ничего общего с правовым государством это не имеет и используется только в целях раскола общества. Вспоминаю, как в первый день либерализации цен одна восторженная дама доказывала мрачной очереди, что эту меру мы заслужили, поскольку 'при Сталине половина страны сидела в лагерях'. Что служит признаком того, что идеолог, вытаскивающий на свет старые обиды, стремится к разжиганию новой, сегодняшней вражды? Манипулирование понятиями
Миф о переходе к правовому государству мог быть принят лишь при общем умопомрачении — ведь одновременно провозглашалась революция! Разрушались все структуры государственности, которые только и могут охранить какое бы то ни было право. В революции и речи нет о праве — все решает целесообразность. Вся история говорит о том, что путь к правовому обществу лежит лишь через реформы, а революционеры лишены возможности апеллировать к праву — они заложники собственных разрушительных действий. Это видно хоть в конфликте с Чечней в ноябре 1991 г. Демократы и не могли взывать к праву сразу же после того, как приложили столько сил к развалу Союза. Если эстонцам помогали выйти из 'общего дома', да еще таким неправовым способом, подмяв 40 процентов населения и не рассчитавшись с долгами, то какие могут быть претензии к чеченцам? Это было бы признанием расистского характера новой идеологии, а такого признания делать не хочется.
Наконец, шесть лет разрушали тот принцип, в котором сама сущность государства — право и обязанность власти (и только власти!) применять насилие. Вот определение теоретика государства Макса Вебера: 'Современное государство есть организованный по типу учреждения союз господства, который добился успеха в монополизации легитимного физического насилия как средства господства и с этой целью объединил вещественные средства предприятия в руках своих руководителей'. Другими словами, насилие государства, осуществляемое через учреждения (а не по произволу) является законным. Государство, чтобы быть таковым, должно охранять свою монополию на насилие и распоряжение оружием ('вещественными средствами'). Там, где оно отказывается от этой тяжелой обязанности, право на насилие захватывают другие силы. И это несравненно страшнее. Если власти хоть на короткий срок выпускают монополию на это ужасное средство, вернуть ее становится очень трудно — государство рассыпается, из него вынимается главный его корень.
Но ведь лейтмотивом всей перестройки и было снятие легитимности насилия как средства государственной власти. На это была направлена кампания против всех правоохранительных органов, а затем и против армии. А под этой дымовой завесой лишили государство монополии на насилие. С разными оправданиями возникли внегосударственные союзы господства с помощью насилия. И важно, что все эти вооруженные формирования стремятся в глазах населения стать 'как бы государственными' — они сразу же появляются в форме. Вид единой формы оказывает огромное воздействие, придавая даже банде статус почти законной силы. Перестройка — явление особое, здесь даже крайне антисоветские силы устанавливали свою власть на улице не просто в форме, а в советской форме, используя обмундирование с государственных складов. Вид их не просто действовал на подсознание, а вызывал шок — расщепление сознания. Это само по себе преступно, и по международным конвенциям использование на войне чужой формы карается смертью.
Результат — разрушение государственности. А это преступление перед нацией, ибо индустриальное общество без эффективного государства выжить не может, одичание в нем происходит очень быстро (в этом смысле аграрное общество устойчивее). Государство — огромная и сложная машина, которую строило множество поколений, высшее достижение цивилизации, с такой кровью и конвульсиями восстановленное после гражданской войны, практически уничтожено. Его возрождение опять будет стоить огромных лишений и жертв. Если бы за это взялись демократы, они искупили бы часть вины — но у них не наблюдается и понимания того, что они натворили. Одна выдача Парфенова латвийским спецслужбам — событие огромной важности, еще не оцененное во всей его разрушительной силе. А таких случаев не счесть.
Судя по всему, вернуть монополию на насилие государство быстро не сможет. Более того, ради сиюминутных интересов открываются арсеналы для вооружения союзников то одной, то другой политической клики. И страшно, что на свою долю фактически узаконенного насилия все громче претендует преступность. Мы накануне качественного скачка: до сих пор преступное насилие совершалось против
