был сделан огромный шаг назад. Был усилен основной изъян базовой политэкономической модели, который стал осозноваться как нетерпимый в середине XX века. Изъян этот состоял в том, что модель не включала в рассмотрение взаимодействие промышленной экономики с окружающей средой и с будущим. Это имело философское основание, уходящее корнями в научную революцию и в Реформацию — человек был выведен за пределы мира и представлен свободной личностью, призванной познавать Природу, подчинять и эксплуатировать ее. Но было и объективное обстоятельство, которое допускало замыкание политэкономии в механистических рамках: мир был очень велик, а ресурсы казались неисчерпаемыми, и эти факторы могли восприниматься как константы.
Маркс, ведя понятие о циклах простого и расширенного воспроизводства, основывался уже на термодинамических концепциях Сади Карно. Но и Карно идеализировал свою равновесную тепловую машину — он не принимал во внимание топку. А это именно та неотъемлемая часть машины, где расходуются невозобновляемые ресурсы и создаются загрязняющие природу отходы. В середине XX века исключать «топку» из политэкономической модели было уже недопустимо. Но неолиберализм пошел на этот шаг, компенсируя нарастание противоречия мощным идеологическим и политическим давлением (связанная с нефтью война в Персидском заливе — красноречивый пример).
Так, развитие важнейшего для промышленной политики научного и культурного основания — политэкономии — было загнано в тупик (по сути, политэкономия незаметно изымается даже из университетских курсов, заменяется эконометрикой и организацией бизнеса). Расхождение между мировой реальностью — даже природной, а не социальной — и критериями эффективности того ядра хрематистики, в котором поддерживается относительное равновесие (т. н. «первый мир») стало вопиющим. Политэкономия неолиберализма принципиально игнорирует даже те сбрасываемые в буферную зону (атмосфера, океан, «третий мир») и в будущее источники неравновесия (например, загрязнения), отрицательная стоимость которых поддается оценке в терминах самой хрематистики.4 Когда же эти расчеты все же делаются, миф о равновесной рыночной экономике разлетается в прах. Показателен давний спор об Амазонии. В общественном мнении Запада приобрела характер психоза озабоченность вырубкой тропического леса Амазонии — «бразильцы уничтожают легкие Земли!». Миллиарду автомобилей «первого мира» необходим кислород, производимый этим лесом. Кислород — столь же необходимый агент горения в прометеевских топках, как и нефть, и встал вопрос о том, чтобы оплатить Бразилии поставляемый ее лесом кислород. США в 1989 г. сделали широкий жест — предложили простить Бразилии 4 млрд. долл. ее внешнего долга (из 115 млрд.) при условии отказа от вырубки леса. А на деле суммарные блага, которые поставляет лес Амазонии человечеству как экологический стабилизатор и источник огромного биологического разнообразия (резерв генофонда) по рыночным ценам оцениваются примерно в 50 млрд. долл. ежегодно в течение 30 лет — в 12 раз больше, чем ее внешний долг и в 400 раз больше предложенных отступных.
И когда экономистам неолиберализма отвечают на их же рыночном языке, они сразу отбрасывают тогу беспристрастных ученых и переходят на язык идеологии или этики. В такой ситуации и родился ставший знаменитым афоризм: «Почему я должен жертвовать своим благополучием ради будущих поколений — разве они что-нибудь пожертвовали ради меня?». Это — завершение антропологической модели индустриализма, когда разрывается даже связь наследования между поколениями людей-атомов по прямой родственной линии. Эта связь поддерживалась передачей экономических ресурсов детям при условии, что они передадут их своим детям, а не на условиях эквивалентного обмена. То есть, индивидуализм хотя бы предполагал поддержание «экономической генетической связи», обеспечивающей воспроизводство индивида. Нынешний кризис побуждает радикальных неолибералов обосновать разрыв и этой связи.
Эта декадентская философия последнего витка политэкономии в огромной степени предопределила разрушительный, доходящий до некрофилии (в смысле Э. Фромма) характер модернизации России. Глубина деструктуризации хозяйства, науки, социальной сферы, предусмотренная проектом и уже достигнутая на практике, не была необходимой даже для создания дикого капитализма. Не могут быть эти разрушения в полной мере объяснены и геополитическими интересами противников СССР в холодной войне. Реформа в России — колоссальный эксперимент, очень много говорящий о глубинных мотивах позднего индустриализма в его столкновении с «третьей волной» цивилизации.
Обвинение: гомицид
Недавно в Мадриде состоялась ассамблея Всемирного банка и Международного валютного фонда на высшем уровне. Там было сказано очень много поучительного для России, но демпресса решила не расстраивать русского человека (а кому следует, и так узнали). Давайте выудим кое-что из испанской прессы.
Во-первых, общий фон. Газеты полны слюней по поводу банкетов и приемов. Как умеют гулять банкиры — только на воскресном чае две с половиной тысячи финансистов съели полторы тонны пирожных (однако!). Ну, разумеется, их услаждал Ростропович. Видно, шабаш был не из рядовых.
А на площадях Мадрида шумели необычно массовые демонстрации, созванные Международным альтернативным форумом, который требует ликвидировать МВФ как важный источник нестабильности, экологического кризиса и роста бедности в мире. Этот форум создан полусотней международных организаций в 1988 г. для анализа всей деятельности МВФ и Всемирного банка, и вывод таков: эта деятельность вызвала в мире взрыв беспорядка и острых социальных и экономических проблем. Самый мягкий из лозунгов на демонстрации был: «Не помогайте нам, ради Бога!».
Одновременно в Мадриде состоялось заседание Постоянного трибунала народов, созданного в 1979 году как преемника Трибунала Рассела, изучавшего преступления США во время войны во Вьетнаме. Трибунал, состоящий из двенадцати известных в мире юристов и экономистов, вынес приговор: политика стабилизации МВФ, примененная во множестве стран, включая Россию, есть «доло гомицид». Мы не искушены в римском праве, и я поясню этот латинский термин с помощью словарей. «Гомицид» — убийство людей, «доло» — способ совершения преступления путем заведомого обмана в контракте или договоре. Политика МВФ — убийство людей посредством навязанных обманным путем договоров. Трибунал подчеркнул, что гибельные результаты должны рассматриваться как следствие преступления, а не ошибки, потому что программа МВФ внедряется во все новых и новых странах, несмотря на ее доказанные разрушительные последствия.
Трибунал обвинил МВФ и ВБ в том, что они, «используя силу, которую им дает, в нарушение принципов государственного суверенитета практически полный контроль над внешними источниками финансирования, применяют стратегию структурной перестройки, ведущую к массовому и постоянному нарушению прав человека». Любопытно, что в тот же день немецкий министр финансов Тео Вайгель сурово предупредил Россию, что «она не должна ослаблять своих усилий в структурной перестройке, а, напротив, должна их удвоить». Потеря уже двух миллионов жизней в год — это для России недостаточный гомицид. Даешь встречный план! Аплодируйте, правозащитники!
Скандал случился там, где не ждали. Скушав пирожные и послушав Ростроповича, которого выписал испанский банк, боссы МВФ вдруг порекомендовали правительству Испании немедленно принять жесткие антирабочие меры: разрешить свободное увольнение, резко уменьшить пенсии, пособия по безработице и зарплату. А правительство — социал-демократы, им это слушать неприлично. К тому же стабильность Испании держится на пактах Монклоа, по которым мощные профсоюзы заключили «социальный мир» при условии, что и рабочих не будут слишком уж прижимать. Благодаря этой стабильности Испания вышла в число развитых стран со средней зарплатой 8 долларов в час, превратилась из страны-должника в кредитора. И вдруг ей навязывают ту же взрывающую порядок гомицидную схему, как увязшей в долгах ельцинской России. Обидно до слез.
Министр труда заявил, что рецепты МВФ «вытекают из его ультралиберальной идеологии», и добавил, что «нет ничего более лживого и постыдного, чем представлять как научный вывод то, что является не более чем политической позицией». Другой высший чиновник занял просто-таки патриотическую позицию: «Нападки на нашу пенсионную систему и пособия по безработице, думаю, заставляют нас сказать: баста! Нельзя терпеть, чтобы критиковать нашу государственную систему пенсий приезжали типы, приглашенные
