Кризисное обществоведение. Часть I

Философским основанием Октября был общинный крестьянский коммунизм, в который большевики привнесли марксистскую идею прогресса. Революцию совершили общинные крестьяне (авангардом была их молодая часть в солдатской шинели) и рабочие из крестьян, мобилизованные на заводы во время войны. Они представляли подавляющее большинство русского народа, высокоорганизованное (в общине, армии и трудовом коллективе завода) и находящееся на пике духовного и культурного подъема. По словам Грамши, этот тип русского человека как будто вобрал в себя духовную энергию трудящихся всего мира, накопленную за 300 лет. В нем был огромный потенциал, к нему тянулись трудящиеся всех народов России (да и всего мира).

Этот культурно-исторический тип человека подобрал себе наиболее подходящую из имеющихся партий, «назначил» командиров и даже набрал отряды этнических маргиналов для выполнения жестокой работы, без которой не обходятся революции. Именно в свой проект он загнал и отобранных вождей (Ленина, Троцкого, Сталина и пр.). Как сказал об этой истории Брехт, «ведомые ведут ведущих».

Таким было ядро русского народа в первой половине XX века. Судить его по либеральным критериями сытого интеллигента горбачевской формации или шкурным критериями нынешнего «рыночника» — глупо. Вся антисоветская риторика последних двадцати лет — свидетельство глубокого интеллектуального регресса.

Лекция 19 Гражданская война в России. Часть первая

1. В 1918 году Россия была снова, как и после Февраля 1917 года, поставлена перед выбором. Вызовом стали Гражданская война и иностранная интервенция.

Советское государство прошло через две тотальные войны, когда столкновение с противником было непримиримым. Первой была Гражданская война 1918-1921 годов, сопряженная с военной интервенцией. Вторым испытанием стала Великая Отечественная война.

Война вообще — самое крайнее, острое выражение политики, когда выявляется суть всех институтов государства, политических движений и программ. Гражданская война — критический эксперимент (experimentum cruris) над государством и обществом, открывающий важное знание — методологическое и практическое. Наша война дала большой запас нового общего знания о человеке, обществе и государстве, а также знания об особенностях российского общества и его культуры во всех ее срезах.

Это знание было очень важным ресурсом для государственного и социального строительства СССР. Однако оно сохранялось и передавалось на языке неявного и обыденного знания тех поколений, которые были участниками и свидетелями Гражданской войны. Оно было плохо оформлено и «записано» в терминах рационального обществоведения (в «учебниках»). Грубо говоря, мы его не освоили.

Причин для этого было достаточно. По выходе из Гражданской войны на малочисленную интеллигенцию лег огромный груз срочных и чрезвычайных работ — не было ни свободного времени, ни сил для описания и анализа эмпирического опыта войны. Пока была свежа память о нем, необходимость такой работы и не ощущалась. Не было и научного сообщества, которое занялось бы разработкой методологического аппарата для систематизации огромного массива неявного знания и его кристаллизации в текстах. В условиях идеологического раскола интеллигенции и нарастающего политического конфликта внутри правящей партии и методологические разработки, и анализ эмпирического материала были сложной и даже опасной работой, сопряженной с неизбежными когнитивными конфликтами, которые легко было перевести в политические.

Но едва ли не главной причиной была очевидная и фундаментальная необходимость временного забвения реальности Гражданской войны, пока не затянулись ее раны. Был наложен негласный мораторий на превращение неявного знания в жесткие рациональные тексты. Для строительства и даже просто жизни требовались национальное примирение, а потом и мир. Исходя из этого писались и отбирались тексты, которые давали молодежи смягченный и упрощенный образ войны. Жесткий анализ — это всегда разделение, хотя бы на первой стадии. Он велся на языке неявного знания, и даже в личном общении с «непосвященными» это знание выдавалось очень скупо и осторожно, с видимыми усилиями для его «перевода».

Не вызывает сомнения, что задача примирения воевавших социальных и культурных групп была решена в СССР эффективно и поразительно быстро. Уже в 1920-е годы был преодолен присущий гражданским войнам синдром послевоенной непримиримости, который наблюдался, например, в Мексике, Китае или Испании.

В СССР даже в зонах интенсивных боевых действий, в среде казачества, уже в 1920-е годы стали обычными браки молодых людей, чьи родители принадлежали к разным воюющим сторонам. В Испании, по рассказам самих сельских жителей, даже в 1980-х годах браки молодежи из семей республиканцев и франкистов были редкостью. После завершения войны в 1939 году в деревнях на крышах домов солдат- республиканцев по ночам дежурили посты фалангистов — ожидали их тайного возвращения. В некоторых местностях это продолжалось до 1970-х годов: юные активисты подкарауливали стариков — ветеранов войны, о которой они почти ничего не знали.

Насколько сложна была эта задача примирения, говорит тот раскол, который пережило российское общество в 1990-е годы, когда из политической целесообразности старые раны были раскрыты, и СМИ стали сыпать на эти раны соль. Однако ценой того отказа от анализа и формализации знания о Гражданской войне стал провал в системе знания о нашем обществе, возникший в 1960-1980-е годы, когда с общественной арены сошли поколения, владевшие знанием неявным.

Как показал опыт последних двадцати лет, мы в целом не поняли ни причин, ни выбора, который означала Гражданская война. Официальная советская история «берегла» нас от тяжелых размышлений и кормила успокаивающими мифами. И мы не вынесли из той войны исторического урока, который она в себе заключала. Теперь необходимы «раскопки смыслов». Мы обязаны то утраченное знание восстановить и придать ему форму учебных пособий — с осторожностью и чувством меры, но учитывая его ценность для понимания нынешнего кризиса. Этот кризис есть эпизод русской революции и ее важного среза — Гражданской войны.

2. Гражданская война — катастрофа более страшная, чем война с внешним врагом. Она раскалывает народ, семьи и даже саму личность человека, она имеет тотальный характер и наносит тяжелые душевные травмы, которые надолго предопределяют жизнь общества. Поскольку в гражданской войне нет тыла, она разрушает всю ткань хозяйства, все жизнеустройство в целом.

В ходе Гражданской войны в России погибло несколько миллионов человек (количественные оценки различаются — от 9 до 12 млн). Подавляющее большинство погибших потеряли жизнь не от «организованного насилия» — на поле боя или от репрессий, — а от голода, болезней и особенно эпидемий (только от тифа погибли около 5 млн человек), а также от «молекулярных», местных конфликтов, не связанных с целями воюющих сторон. То есть от хаоса, возникшего вследствие краха государства.

Гражданская война повлияла на весь дальнейший ход событий нашей истории. Она довершила разрушение хозяйства, подорванного мировой войной, и отбросила страну в состояние крайней материальной скудости, повлиявшей на все стороны жизни и мышление. Форсированное промышленное развитие («за десять лет то, что другие страны сделали за сто лет»), привело, образно говоря, к переутомлению народа, которое сказывается и сейчас.

Эта война привела к истреблению большой части самых энергичных, активных и образованных людей с обеих сторон линии фронта и надолго предопределила страшный кадровый голод. Это привело, среди прочего, к ужесточению и упрощению системы управления всеми общественными процессами. Тогда говорили «бюрократизация», хотя это слово надо понимать как метафору; речь шла именно об упрощении и огрублении, о замене знаний и навыков простыми инструкциями и запретами.

Перевод в 1918 году всей жизни советского общества на военные рельсы придал ей черты «казарменного» уклада и привел к крайнему огосударствлению, из которого оказалось невозможно выйти за