справится с восстанием». В тот же день, 25 октября, это правительство было без боя смещено. А.Ф. Керенский перед смертью честно написал о себе: «Ушел один, отринутый народом».
Советская власть, как известно, полностью приняла крестьянский наказ о национализации земли, и община стала основным институтом, проводящим землеустройство, — а распределить надо было 150 млн десятин земли, которую получили крестьяне по Декрету о земле. Автоматически были устранены арендные платежи, величина которых составляла огромную сумму — 700 млн золотых рублей. Это сразу улучшило положение основной массы крестьян-середняков, которые были главными арендаторами. Крестьянам списали задолженность в Крестьянский банк в размере 1,4 млрд золотых рублей. И эти шаги вовсе не были тактическими, конъюнктурными. Они вытекали из того нового представления о крестьянстве и русской революции, которое созрело в среде большевиков после 1907 года.
Напротив, в этом вопросе белые, как «дети Февраля», были вынуждены после Октябрьской революции сдвинуться далеко
Относительно либерально-буржуазной компоненты Белого дела позиция крестьян была совершено устойчивой. Капитализм означал хищническую эксплуатацию крестьянства как «внутренней колонии», и в перспективе — раскрестьянивание и полное обнищание. Эту установку ясно выразил Л.Н. Толстой.
Главную и прямую угрозу, конечно, представляла для крестьян фигура
В главном вопросе стратегические установки красных и белых были несовместимы. Позиция нынешних «новых белых» несостоятельна, поскольку они отказываются определенно сказать, принимают ли они доктрину реальных белых в земельном вопросе или их песня про поручика Голицына есть всего лишь романтическая тоска по «хрусту французской булки».
Наступление белых означало для крестьян вовсе не
Направление изменений видно из сравнения результатов двух сельскохозяйственных переписей: проведенной летом 1917 года Временным правительством и в конце лета 1919 года — Советским правительством в губерниях, на которые распространялась его власть. Главный результат за эти два года — сокращение числа «беспосевных» и безлошадных крестьян, т. е. бедняков. Вектор процесса был очевиден. Второй результат — разделение больших семей благодаря тому, что крестьянам стали доступны (причем бесплатно) лесоматериалы из бывших помещичьих лесов для строительства домов и хозяйственных построек, устройства телег и саней. В результате, в целом значительно обновились жилища и постройки в деревне.
Вследствие резкого снижения товарности сельского хозяйства крестьяне стали сами лучше питаться и смогли увеличить количество скота. Численность лошадей за 1917-1919 годы даже при больших реквизициях снизилась всего на 1,6%. На фоне той катастрофы, которая постигла остальные отрасли народного хозяйства, хозяйство села обнаружило в эти годы поразительную устойчивость; и крестьяне прекрасно понимали, что эта устойчивость обусловлена аграрной политикой советской власти, т. е.
Разумеется, в руководстве Белого движения это понимали, но сил переломить ситуацию не было — слишком «массивным» и фундаментальным было противоречие. В этом смысле очень важен проект Врангеля, получивший название «левая политика правыми руками». Он был выработан на совещаниях правой антиденикинской оппозиции в феврале-марте 1920 года. Намечалось устранить от власти Деникина и либералов (кадетов) и передать власть монархистам (правым). Они должны были провести «левые» реформы, отдав крестьянам часть помещичьей земли. Епископ Севастопольский Вениамин заявлял на проповеди, что Деникина погубил «либеральный курс». Как «правитель Юга России» Врангель сформировал правительство в основном из сподвижников Столыпина и планировал провести в Крыму и Северной Таврии земельную реформу, укрепив середняков и кулаков за счет крупных поместий. Был издан «приказ о земле», и Врангель потребовал: «Армия должна нести крестьянам землю на штыках — вот психологическое значение приказа».
Этот новый вариант столыпинской реформы был легко блокирован помещиками и связанной с ними местной бюрократией. Да и крестьяне не желали покупать по высокой цене землю в рассрочку на 25 лет, считая это замаскированной формой возвращения земли помещикам. А главное, большинство крестьян не верило, что «одна губерния может одолеть всю Россию». Даже богатые крестьяне предпочитали выжидать. Помещики же сгоняли крестьян со своих земель, расправлялись с должниками, и пресечь это Врангель не мог. Для ведения войны пришлось реквизировать у крестьян хлеб и лошадей, насильно мобилизовать в армию. Это превратилось в открытый грабеж деревень и жестокие карательные рейды (в сентябре в селе Михайловке повесили 30 человек — уклоняющихся и тех, кто их прятал). Чины военно-судебного ведомства признавали, что «население местностей, занятых частями крымской армии, рассматривалось как завоеванное в неприятельской стране».
Начались вооруженные восстания, расстрелы заложников. В городах стихийно велась просоветская агитация. Запад обусловливал скудную экономическую помощь проведением наступательных операций на Украине в помощь полякам. Доктрина «левой политики правыми руками» оказалась мертворожденной. Классовый эгоизм помещиков и буржуазии и жажда немедленного реванша пересилили доводы рассудка. Уже в Константинополе Врангель признался: «В Крыму происходила гальванизация трупа. Все, что там делалось, было лишь искусственным поддержанием жизни умирающего организма». Эксперимент Врангеля — важный урок для наших реформаторов.
Таким образом, победа белых, даже если бы им в первые месяцы удалось задушить Советскую власть, означала бы длительную тлеющую, со вспышками, гражданскую войну. Белое движение было отвергнуто крестьянами и рабочими, составлявшими более 90% населения России. А крестьяне в то время и умели, и обладали возможностями для сопротивления длительного и упорного. Рано или поздно, но они «сожрали» бы белых, как за два месяца сожрали Колчака в Сибири без Красной армии. Но до этого Россия была бы обескровлена несравненно больше, чем при организованном устранении белых Красной армией. Даже страшно подумать, в какой хаос погрузились бы обломки России, если бы к власти пришла эта «мешанина кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов». Это как если бы полную власть в нынешней России захватила, опираясь на штыки НАТО, мешанина из новодворских, немцовых и лимоновых, но упоенных кровью и приведенных в исступленное состояние.
10. Тип государственности и ее «прочность» определяются по тем программам, которые она способна выработать, объяснить и реализовать в чрезвычайных условиях, преодолевая множество препятствий, в том числе нового типа. Такие программы, помимо того что они разрешали критические срочные проблемы, служат для населения диагностическим инструментом для самоопределения в обстановке высокой неопределенности. Во время Гражданской войны Советское государство на этом фронте «переиграло» белых вчистую. Недаром большие программы того времени в 1980-1990-е годы активно очернялись или замалчивались.
В целом совокупность больших программ создания новых социальных форм, которые были начаты именно в ходе Гражданской войны, — особая важная глава истории России. Ее надо изучать в том числе и в
