Кризисное обществоведение. Часть I

пропасть? Разве где-нибудь кто-то так делает, кроме самоубийц? Предложения «консерваторов» — не прыгать вообще, а построить мост — отвергались с возмущением.

Наблюдалась поразительная вещь: ни один из ведущих экономистов СССР никогда не сказал, что советское хозяйство может быть переделано в рыночное хозяйство западного типа. Никто никогда и не утверждал, что в России можно построить экономическую систему западного типа. Ситуация аномальная: заявления по важнейшему для народа вопросу строились на предположении, которого никто не решался явно высказать. Никто не заявил, что на рельсах нынешнего курса возникнет дееспособное хозяйство, достаточное, чтобы гарантировать выживание России как целостной страны и народа. Сколько ни изучаешь сегодня документов и выступлений, никто четко не заявляет, что он, академик такой-то, уверен, что курс реформ выведет нас на безопасный уровень без срыва к катастрофе. А вот предупреждений об очень высоком риске прийти к катастрофе было достаточно.

Доктрина реформ противоречила знанию, накопленному даже в рамках либерализма! В 1991 году к М.С. Горбачеву обратилась с «Открытым письмом» группа из 30 американских экономистов (включая трех лауреатов Нобелевской премии по экономике — Ф. Модильяни, Дж. Тобина и Р. Солоу; еще один, У Викри, стал нобелевским лауреатом в 1995 году). Они предупреждали, что для успеха реформ надо сохранить землю и другие природные ресурсы в общественной собственности. Виднейшие западные экономисты видели разрушительный характер доктрины российских реформ и пытались предотвратить тяжелые последствия. Однако на их письмо просто не обратили внимания.

Главные обществоведы страны не утверждали, что жизнеустройство страны может быть переделано без катастрофы; но тут же требовали его переделать. Никакое научное сообщество не может принимать подобные катастрофические предложения без обоснования и критического анализа. Это показывает, что к концу 1890-х годов в СССР и России уже не существовало сообщества обществоведов как научной системы.

Вот как характеризовала суть перестройки академик Т.И. Заславская: «Перестройка — это изменение типа траектории, по которой движется общество… При таком понимании завершением перестройки будет выход общества на качественно новую, более эффективную траекторию и начало движения по ней, для чего потребуется не более 10-15 лет… Необходимость принципиального изменения траектории развития общества означает, что прежняя была ложной».

Здесь сказано, что население и страну ждет не улучшение каких-то сторон жизни, а смена самого типа жизнеустройства, т. е. всех сторон общественного и личного бытия. Речь идет даже не о том, чтобы с перекрестка пойти «другой дорогой», а о том, чтобы сменить тип траектории. Что это означает?

Казалось бы, поставлена фундаментальная проблема, и следующим шагом должен стать данный на таком же фундаментальном уровне ответ на вопрос: «в чем же прежняя траектория была ложной?». Но нет, этот разговор велся (да и сегодня ведется) на уровне деталей бытового характера: облегчить выезд за границу; вместо универсамов учредить супермаркеты; цену поднять так, чтобы очередей не было; разрешить образование партий — Жириновского, Новодворской, Явлинского, а то скучно без них…

А ведь за утверждением Т.И. Заславской стояли вещи экзистенциального уровня. Например, предполагалось изменение всех фундаментальных прав человека — на пищу, на жилье, на труд. От общества, устроенного по типу семьи, когда именно эти права являются неотчуждаемыми (человек рождается с этими правами), предполагалось перейти к обществу, устроенному по типу рынка, когда доступ к первичным жизненным благам определяется только платежеспособностью человека. Как могла гуманитарная интеллигенция уклониться от обсуждения именно этой фундаментальной проблемы выбора и толковать об упрощении порядка работы ОВИРа?

Даже проблема ликвидации плановой системы хозяйства, частная по сравнению с общим изменением типа жизнеустройства, оказалась для интеллигенции слишком фундаментальной — о ней говорилось мало и только в технических терминах. Что, мол, лучше учитывает потребительский спрос на пиджаки — план или рынок? О том, что начата именно ликвидация плановой системы хозяйства, подавляющая часть граждан узнала слишком поздно; они надеялись, что обществоведы об этом вовремя их предупредят. А обществоведы в большинстве своем, похоже, и сами не понимали, чему аплодируют (о жуликах мы не говорим). Если слепой ведет слепого, оба упадут в яму.

Г.Х. Попов, 'прораб перестройки' и вечный декан экономического факультета МГУ, верно писал в 1989 году: 'В документах июньского (1987 г.) Пленума ЦК КПСС 'Основные положения коренной перестройки управления экономикой' и принятом седьмой сессией Верховного Совета СССР Законе СССР 'О государственном предприятии (объединении)' есть слова, которые можно без преувеличения назвать историческими: 'Контрольные цифры… не носят директивного характера'. В этом положении — один из важнейших узлов перестройки».

Попов понимал, что в законе прописаны исторические слова! Значит, речь идет о чем-то самом важном. Так растолкуйте это людям, декан советских экономистов! Как это скажется на нашей жизни? Методология фальсификации или мистификации, которая сложилась в обществоведении, была через систему образования и СМИ перенесена в методологию понимания населением самых простых и фундаментальных для жизни вещей, в подход к постановке вопросов, к вычленению главного, к выявлению причинно-следственных связей.

Т.И. Заславская в книге-манифесте «Иного не дано» (1988) пишет: «С точки зрения ожидающих решения задач предстоящее преобразование общественных отношений действительно трудно назвать иначе, как относительно бескровной и мирной (хотя в Сумгаите кровь пролилась) социальной революцией. Речь, следовательно, идет о разработке стратегии управления не обычным, пусть сложным, эволюционным процессом, а революцией, в корне меняющей основные общественно- политические структуры, ведущей к резкому перераспределению власти, прав, обязанностей и свобод между классами, слоями и группами… Спрашивается, возможно ли революционное преобразование общества без существенного обострения в нем социальной борьбы? Конечно, нет… Этого не надо бояться тем, кто не боится самого слова революция».

Подумайте: главный социолог страны и советник генсека КПСС объявляет, что власть погружает страну в революцию, что не надо бояться самого слова революция, что будут «резкое перераспределение власти, прав, обязанностей и свобод между классами, слоями и группами» и «обострение социальной борьбы» — и ни слова о том, какие антагонистические противоречия делают неизбежной такую катастрофу. Какие классовые интересы столкнулись в середине 80-х годов в стране, где были устранены массовая бедность и безработица, преодолена социальная вражда, вызванная резким расслоением по доступу к главным жизненным благам? В чью пользу произойдет «резкое перераспределение» всего? Ради каких ценностей вы тянете страну в революцию? Безответственность такого доктринерства просто потрясает. Человек бредит наяву — и это принимается как слово науки!

В марте 1990 года Т.И. Заславская представила на обсуждение в АН СССР доклад, который был опубликован под названием 'Социализм, перестройка и общественное мнение» (СОЦИС, 1991, № 8). Доклад стал подведением итогов перестройки в оценке ведущего социолога, непосредственно отвечавшего за ее «научное сопровождение». В своем докладе Т.И. Заславская, в частности, заявила:

«Демократическая перестройка, происходящая в нашей стране, была задумана как реформа 'сверху', но на практике переросла в революцию 'снизу', поддержанную многомиллионными массами…

Летом 1990 года мы спросили своих респондентов о том, каковы, по их мнению, главные результаты пяти лет перестройки общественных отношений. Наибольшее число голосов получили ответы: 'потеря уверенности в завтрашнем дне' — 43%, 'кризис национальных отношений' — 37%, 'хаос и неразбериха в управлении страной' — 29%, 'углубление экономического кризиса' — 28%…

Чтобы выяснить, как большинство людей оценивает влияние перестройки на собственную жизнь, был задан вопрос: 'Стала ли Ваша жизнь после того, как в 1985 г. к руководству пришел М.С. Горбачев, лучше, хуже или не изменилась?'. 7% ответили, что их жизнь улучшилась, 22% — не изменилась, у 57% стала хуже, 14% затруднились ответить… Дальнейшее нарастание экономических трудностей и политической напряженности предсказывали 63 и 59%.