Манипуляция сознанием

(кроме русского) известный писатель Эдуардо Галеано. Вывод страшен именно в свете нашей темы: если бы в 1974 г. аргентинцев спросили, возможно ли такое в их стране, 100 процентов ответили бы, что абсолютно невозможно. Аргентинцы — это практически европейцы, в основном дети итальянцев и немцев, иммигрантов ХХ века. Их офицерство современно и интеллигентно, европейски образовано. В стране до этого не было гражданской войны, не было ни фанатизма, ни накопленной ненависти. Убийства совершались без всякой страсти, как социальная технология. И эта технология — продукт именно современного либерального общества, выработанный военной и университетской элитой США.

Каким образом на фоне всего этого удается интеллигенции России культивировать светлые мифы евроцентризма и вести их пропаганду — загадка века.

Видимо, причина в том, что мифы евроцентризма тщательно оберегаются идеологами, и всякие попытки сделать их предметом обсуждения наталкиваются на глухое сопротивление. Они важнее для всей интеллектуальной базы рыночной реформы, чем даже наши собственные, отечественные мифы. Это понятно, во всех колонизованных культуpах огpомные сpедства тpатятся именно на мистификацию пpедставления о Западе. Самиp Амин отмечает: «Кpитика евpоцентpизма вызывает самое мощное сопpотивление — здесь мы вступаем в область табу. Выступающий с такой кpитикой хочет заставить людей слушать то, что слушать запpещено. Утвеpждение о евpоцентpизме господствующей идеологии пpинять даже тpуднее, чем сомнения в системе экономических отношений. На деле кpитика евpоцентpизма ставит под вопpос положение богатых этого миpа».

В заключение надо сделать одну оговорку. Сегодня, потерпев поражение в холодной войне и наблюдая разрушение нашей страны, существенная часть интеллигенции впала в симметричное и по структуре схожее с перестроечным мифотворчество. Создается черный миф Запада. Он греет душу патриота, но сокращает его возможности реалистично воспринять и осознать происходящие процессы. Для манипуляторов, которым важно увести общественное сознание от сути противоречий, подобные мифы не менее полезны, нежели светлый миф Запада в 80-е годы. Не будем, однако, обсуждать черный миф Запада здесь, чтобы не перегружать сознание отрицаниями отрицания. Но вскоре такое обсуждение станет необходимым.

Раздел III. Манипуляция сознанием и общественные институты Глава 10. Массовая культура и ее институты

§ 1. Толпа и ее искусственное создание

Ницше писал: «Когда сто человек стоят друг возле друга, каждый теряет свой рассудок и получает какой-то другой».

С конца XIX века одной из главных проблем психологии, философии и культурологии стало массовое сознание. Мы были отделены от накопленного в этой области знания обществоведением, которое исходило из категории классового сознания. Но эти две категории друг другу не противоречат, речь идет о разных вещах. Класс — часть общества, структурированное социальное образование, соединенное устойчивой системой идеалов и интересов, занимающее определенное место в историческом процессе и обладающее развитой культурой и идеологией. Масса (и ее крайняя, временная и неустойчивая форма — толпа) не есть часть общества, хотя и образует коллективы. В ней отсутствует структура и устойчивые культурные системы, у нее другой разум и образ поведения, нежели у класса.

Можно также предположить, что феномен массы и толпы не вызывал в русской и советской культуре большого интереса потому, что эта проблематика еще не была актуальной. Жесткая сословная система старой России не давала возникать толпам — инерция культурных стереотипов и авторитетов была столь велика, что даже выдавленные из общества разночинные люди (бродяги, босяки и т.п.) восстанавливали своеобразные общественные структуры с определенными правами и обязанностями. Обитатели ночлежки в пьесе Горького «На дне» — не толпа и не люди массы. В советском обществе также довольно быстро возродилась сословность, да и другими связями общество было сильно структурировано, так что не было пространства для «толпообразования». Эта проблема стала возникать уже в ходе быстрой урбанизации в 60-е годы, что и повлекло возникновение массового человека и массовой культуры и стало одной из предпосылок крушения советского строя, сметенного искусственно возбужденной толпой.

Ле Бон в своей основополагающей книге «Психология масс» перечисляет подмеченные им особенности этого краткоживущего человеческого коллектива. Приведем его тезисы из раздела «Душа толпы».

В толпе «сознательная личность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, принимают одно и то же направление. Образуется коллективная душа, имеющая, конечно, временный характер, но и очень определенные черты… Индивид, пробыв несколько времени среди действующей толпы, под влиянием ли токов, исходящих от этой толпы, или каких-либо других причин — неизвестно, приходит скоро в такое состояние, которое очень напоминает состояние загипнотизированного субъекта». Толпа — качественно новая система, а не конгломерат. В ней «нет ни суммы, ни среднего входящих в ее состав элементов, но существует комбинация этих элементов и образование новых свойств».

«Индивид в толпе приобретает сознание непреодолимой силы, и это сознание дозволяет ему поддаваться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и не несет на себе ответственности. Чувство ответственности, сдерживающее всегда отдельных индивидов, совершенно исчезает в толпе».

Человек в толпе обладает удивительно высокой восприимчивостью к внушению: «В толпе всякое чувство, всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что индивид очень легко приносит в жертву свои личные интересы интересу коллективному. Подобное поведение, однако, противоречит человеческой природе, и потому человек способен на него лишь тогда, когда он составляет частицу толпы… Прежде чем он потеряет всякую независимость, в его идеях и чувствах должно произойти изменение, и притом настолько глубокое, что оно может превратить скупого в расточительного, скептика — в верующего, честного человека — в преступника, труса — в героя. Отречение от всех своих привилегий, вотированное аристократией под влиянием энтузиазма в знаменитую ночь 4 августа 1789 года, никогда не было бы принято ни одним из ее членов в отдельности».

«Толпе знакомы только простые и крайние чувства; всякое мнение, идею или верование, внушенные ей, толпа принимает или отвергает целиком и относится к ним или как к абсолютным истинам, или же как к столь же абсолютным заблуждениям. Так всегда бывает с верованиями, которые установились путем внушения, а не путем рассуждения… Каковы бы ни были чувства толпы, хорошие или дурные, характерными их чертами являются односторонность и преувеличение… Сила чувств в толпе еще более увеличивается отсутствием ответственности, особенно в толпе разнокалиберной».

«Толпа никогда не стремилась к правде; она отворачивается от очевидности, не нравящейся ей, и предпочитает поклоняться заблуждению, если только заблуждение это прельщает ее. Кто умеет вводить толпу в заблуждение, тот легко становится ее повелителем; кто же стремится образумить ее, тот всегда бывает ее жертвой».

Ле Бон много места уделяет изменчивости толпы — ее удивительной способности моментально, «все разом» реагировать на импульсы, получаемые от вожаков. Это показывает, что человек в толпе действительно обладает новым качеством, становится элементом новой системы. Он не обдумывает свои действия, а мгновенно подчиняется полученному каким-то образом сигналу. Такое поведение можно уподобить тому, как реагируют на сигнал два разных типа группы — стая рыб и, например, группа водителей, сидящих в своих автомобилях. Стая рыб, получив сигнал через колебания воды, поворачивает вся разом, одновременно. У каждой особи нет рефлексии на сигнал, она не задерживается с переработкой информации. Группа автомобилей, стоящая у светофора, теоретически могла бы при появлении зеленого сигнала тронуться с места вся разом, одновременно — сигнал-то виден всем. Однако каждый водитель поступает осторожно и начинает двигаться только тогда, когда с места тронется стоящая перед ним машина, да еще с некоторым запасом на неопределенность поведения ее водителя. И получается, что расстояние между машинами увеличивается, и задние трогаются уже когда светофор закрылся. Водители толпы не образуют.

Дав описание толпы, Ле Бон не поднимает вопроса о том, почему не всякое скопление людей превращается в толпу и не подчеркивает того факта, что он писал именно о толпе западных