дают, это так. Но только если битый учится на своих шишках и объясняет другим.
Пока что от ведущих фигур команды Горбачева — Рыжкова и Лукьянова — анализа перестройки «изнутри» мы не слышали. Только заверения в верности социализму и негодование в адрес ренегатов — разрушителей СССР. Но ведь никто их и не считает ни изменниками, ни агентами ЦРУ, никто не ставит их на одну доску с Горбачевым и Яковлевым. Людям важно услышать именно их, крупных советских руководителей, коммунистов и патриотов, которые по какой-то причине стали орудием в руках изменников. От кого же нам еще ждать откровений и уроков?
Исходя из моего самоанализа, предположу, что думает типичный коммунист как член партии, приведшей СССР к поражению.
Во-первых, да, я не могу спать спокойно. Сейчас уже не так, а в 1990-1991 гг., помню, и сна в нормальном смысле слова не было. Непрерывно думаешь, прямо во сне, но как будто наяву: как же так? в чем коренная ошибка? как же так меня одурачили? как же я, идиот, соучаствовал во всем этом? И первый вывод, что я сделал после пяти лет лихорадочной «ликвидации безграмотности», таков: нами всеми было легко манипулировать, потому что мы действительно «не знали общества, в котором живем» — а наши враги знали. Во всяком случае, знали, куда и как ударить.
Потому-то и не увидели мы (даже критики) смертельного смысла законов о «социалистическом предприятии» и кооперативах. А это было как удар шилом в почку: и не слышно, и крови не видно, а человек умирает в болевом шоке. И кто из попутчиков в трамвае его ударил, не понять. А потом: «мы хотели как лучше». Ведь легким надрезом вскрыли и обескровили всю финансовую систему страны и одновременно разрушили потребительский рынок. И именно после дефицита тех двух лет большинство советских людей стало сторонниками «рынка» — поддержало ликвидацию советского строя. Теперь каются, да не вернешь.
Почему же советские люди, включая, мне кажется, и Рыжкова, тогда сразу не поняли, что происходит? Потому, что мы совершенно не знали сокровенной сути рыночной и нашей, нерыночной, экономики. Не понимали из-за потрясающего убожества нашего теоретического багажа. Мы не знали уже даже русских мыслителей — народников, анархистов, православных экономистов, Чаянова. А потом мимо нас прошло все знание о нерыночных обществах, накопленное антропологами после войны, огромное знание о Японии, накопленное учеными США, — а это все было и о нас. Мы даже забыли Сталина, его определение капиталистической и социалистической экономики стали считать пустым идеологическим штампом. А он, пожалуй, лучше ученых марксистов понимал наше хозяйство именно потому, что дотошно изучал Священное Писание и христианскую теологию — духовную основу нерыночного хозяйства. И его определение — это просто формула, которой описал два несводимых типа хозяйства Аристотель. Формула, которая нисколько не утратила смысла и сегодня.
На мой взгляд, честное признание в том, что мы в 1985-1991 годы проиграли бой (даже его не заметили) и сдали важные позиции из-за того, что были плохо вооружены знанием, просто не готовы, — нисколько не порочит нынешних коммунистов. А вот говорить, что я, мол, всегда был умным, да меня подставили, — значит потерять значительную часть избирателей.
Вообще, я считаю, что КПРФ много теряет оттого, что избегает хотя бы сформулировать вопросы о главных дефектах социалистического проекта в СССР. Сейчас, конечно, дать исчерпывающий ответ на эти вопросы еще невозможно, но не следует их замалчивать. Люди-то их себе задают. И придумывают ответы, в основном неправильные — подсказанные «демократами». Эти ответы проникают даже в документы КПРФ, в выступления ее лидеров. И мы опять на ниточках, за которые дергают невидимые «архитекторы». Взять хотя бы миф о неконкурентоспособности советской экономики. Не выдержали, мол, соревнования с Западом, вот и рухнул СССР.
Другая крайность — сводить причину поражения к предательству верхушки КПСС. Но ведь надо тогда ответить на вопрос: какая червоточина имелась в организме советского строя, что он породил элиту, которая в значительной своей части перешла на сторону врага? Что интуитивно понял Сталин, когда предупреждал о будущем обострении классовой борьбы в СССР? Ведь если мы эту червоточину не выявим и порождающих ее причин не искореним, то и КПРФ, приди она к власти, нам может устроить то же, что горбачевская рать. Какие против этого гарантии? Честное лицо Лукьянова?
Первый же подход к этим вопросам с научной меркой показывает, что проблема очень сложна. Сама российская цивилизация предстает как великолепное, изумительное творение ее земли и народов, а также смежных культур Запада и Востока. И в то же время творение исключительно хрупкое. Как будем ремонтировать разбитое, когда удастся отвести руки разрушителей? Встают совершенно новые вопросы, и обдумывать их надо было бы, пока КПРФ не у власти. Когда партия у власти, ее уже влечет нарастающий ком проблем и она только расходует накопленный ранее теоретический капитал. Это мы видели и в КПСС. А кроме того, функционеры правящей партии очень быстро становятся глухи к голосу критики и голосу науки, это уж закон природы. Так что надо бы не терять драгоценного времени бытия в оппозиции.
Я знаю, что многие люди, сознательно стоящие за социалистический строй, скептически относятся к выборам и не ожидают принципиальных перемен от победы КПРФ. Говорят о ее сдвиге к социал-демократии, о печальном опыте коммунистов Польши и Венгрии, которые, получив абсолютное большинство голосов, продолжают неолиберальную политику. Рядовые коммунисты, услышав такие доводы, сильно расстраиваются — им нелегко ответить.
Я же считаю, что, не впадая в розовые мечты, мы в то же время не имеем никаких оснований для пессимизма. И не потому, что «других коммунистов у нас нет», а потому, что КПРФ может вырасти и уже вырастает как очень здоровый организм. Последние пять лет уже сформировали на местах упорных, цепких и молчаливых борцов. Их не проведешь на мякине и не подкупишь. Выборы этих людей в органы власти очень сильно изменят ситуацию, и надо все делать ради этого. А если эти люди еще и наладят гибкие механизмы давления на столичную элиту партии, то и соглашательская деятельность горбачевского охвостья будет блокирована.
ЛОВУШКИ ЯЗЫКА
В выборной кампании молодая партия быстро формирует себя — кадры, идеологию, образ в глазах населения. Весь организм партии в движении и раздумьях, получает и переваривает огромный объем информации, закаляющие удары противников. Этот процесс не менее важен, чем результат — кресла в Думе.
КПРФ построила свой образ на отказе от революционного подхода. Аргумент ясен: этот подход чреват риском насилия, а в стране, насыщенной оружием и опасными производствами, оно ведет к катастрофе. Довод слаб: революционные изменения вовсе не обязательно ведут к насилию — это показал даже опыт СССР последних лет. А главное, риск насилия при продолжении курса реформ гораздо больше, чем при революционной смене этого курса.
Эта смена касается собственности. Вряд ли кто-то сомневается: расхватав ее куски, номенклатурно- преступные группы парализовали хозяйство. В обозримом будущем запустить его они не смогут. Вопрос уже не в праве, не в справедливости, не в экономической эффективности, а в жизнеобеспечении страны и населения. Ситуация уже сейчас чрезвычайна. Она намного хуже того, что люди представляют себе исходя из уровня потребления, — идет проедание остатков производственного капитала и погружение в пучину долга, а это лишь ненадолго может оттянуть встречу со страшной реальностью.
Все партии режима, разумеется, вообще не касаются вопроса собственности — она и распределяется тайно. КПРФ тоже решила четко вопрос не ставить. Видимо, тактика. Но ведь людям, ведшим кампанию, приходилось отвечать на этот вопрос. Как понять такую установку КПРФ: «Пугать сегодня людей новым переделом собственности и сопутствующими ему потрясениями — верх политического лицемерия и цинизма»? В чем цинизм С. Филатова, который «пугал»? КПРФ не собирается, приди она к власти, отменять акты о раздаче пакетов акций крупных предприятий? Или она это будет делать, но сумеет избежать потрясений? Слова Филатова совершенно ясны, нам же надо давать столь же ясный ответ.
А следующее заявление объяснить еще труднее: «Мы, как политическая партия, выражающая интересы
