Россия при смерти? Прямые и явные угрозы

выполняют сложную систему функций. Одни из этих функций очевидны, о них много говорят, другие еле видны, а чтобы понять третьи, надо пошевелить мозгами.

Например, всем ясно, что школа передает детям знания — и вот, исходя из этой функции, власти решают, как надо перестроить школу — эти, мол, знания нужные, а эти ненужные. Зачем современному юноше знать, как вычисляется cos 2x? Зачем ему знать про амфотерные окислы? Об этих окислах чиновники говорят как о чем-то очевидно смешном. Что школа является «генетическим аппаратом» национальной культуры, уже доходит туго. Что школа — важнейший механизм социализации детей и воспроизводит тип общества, — вообще не доходит.

В ходе перестройки и реформы господствующее меньшинство как будто вдруг утратило способность мысленно увидеть структуру мало-мальски больших систем и те функции, которые призваны выполнять разные их элементы. Вот, в журнале «Коммунист» было написано (и перепечатано в установочной книге): «В 1987 г. ремонтом тракторов и сельхозмашин был занят миллион работников с фондом заработной платы 2,3 млрд. руб… Видимо, лучше было бы направить эти средства на модернизацию и техническое переоснащение отрасли, на выпуск более качественных, прогрессивных машин» [30].

Вывод никак не следует из названного факта. Одна функция в хозяйстве — конструирование и производство сельскохозяйственной техники, и совсем другая функция — ее эксплуатация и ремонт. Как может придти кому-то в голову ликвидировать функцию ремонта и сэкономленные средства передать в машиностроение? Представьте себе, что какой-нибудь чиновник предложит сегодня ликвидировать все станции технического обслуживания автомобилей — мол, «видимо, лучше было бы направить эти средства на модернизацию и техническое переоснащение ВАЗа».

В последние два десятилетия много говорится о реформировании государственных и хозяйственных систем, но очень редко из официальных документов можно понять, как это реформирование сказывается именно на выполнении главных функций данной системы. Можно услышать, что система стала демократичнее, что в ней возникла конкурентная среда, что в ней сократилось число структурных подразделений, но составителей этих документов как будто не волнует то, ради чего и существует эта система.

Во время реформы власть с какой-то наивной безответственностью одобряла разрушение сложнейших структур, являвшихся замечательным творением нашей цивилизации. Процесс этого уничтожения сложных систем, которые создавались предыдущими поколениями (причем не только советскими), продолжается и сегодня. Это можно сказать и о школьной реформе, и о расчленении единой энергетической системы, и о многих других планах.

Два почти крайних случая — реформа КГБ (шире — службы государственной безопасности) и науки. Разные структуры, разные функции, разные причины ненависти реформаторов к этим системам, но удивительное сходство в типе рассуждений.

После интенсивной подготовки «общественного мнения» КГБ был многократно «реорганизован» и подвергнут серии кадровых чисток — так, что даже сеть работавших на нашу разведку зарубежных агентов выдали контрразведкам Запада. Ненависть к КГБ (НКВД, ГПУ, ВЧК) была сфокусирована на одной функции — политическом сыске и борьбе с политическими противниками государства. Но если разумный человек начинает ненавидеть какой-то государственный институт, он обязан проделать в уме структурно-функциональный анализ. Какие функции выполняет этот институт? Какая из них вызывает мою ненависть? Насколько она перевешивает все остальные и что общество потеряет если этот институт будет уничтожен?

Что же мы наблюдали в отношении к КГБ? Полное вырождение этой даже простейшей структуры анализа, сведение его к выводу-заклинанию: «госбезопасность — враг всего светлого и должна быть уничтожена».

Понятно, что у большинства людей вызывали отвращение методы, которые в 30-е годы использовали репрессивные органы — пытки и расправы с невиновными. Это отвращение было внеисторичным, иначе бы задумались — откуда все это взялось и как бы действовали они лично, служа в ГПУ, но не со своим нынешним сознанием, а как продукт того времени.[28] Для нас здесь важен тот факт, что отвращение к методу было явно перенесено на функцию (это называется «канализация стереотипа» — перенесение ненависти на другой объект). Преступной была объявлена сама эта функция.

Вспомним антиправовое и разрушительное для государственности решение об автоматической и поголовной реабилитации всех жертв политических репрессий. Это лишило легитимности всю предыдущую деятельность органов госбезопасности и идеологически обосновало их уничтожение. Более того, это, в общем, лишило легитимности и насилие государства при обеспечении своей безопасности.[29] Когда в дополнение к этому в право была введена категория «репрессированные народы», был запущен механизм кровавой войны на Кавказе — попробуйте теперь хотя бы остановить этот маховик.

В отношении к спецслужбам государства произошло, в лучшем случае, сужение сознания. Оно сконцентрировалось на одной идее-фикс: КГБ надо уничтожить, потому что он занимался политическим сыском, который был государству не нужен. Допустим, что не нужен. Тут явный разрыв логики. Разумный человек мог бы сказать: КГБ надо упразднить, поскольку все выполняемые им функции государству не нужны.

Но так сказать было бы очевидной глупостью. Что безопасность государства требует постоянной борьбы с очень большим спектром опасностей, в котором деятельность политических противников занимает свое ограниченное место, понятно без всяких специальных изысканий.[30]

Нарастание «неполитических» опасностей мы сегодня видим на каждом шагу, но могли работники госаппарата задуматься о них и раньше.

Вот, летом 2002 г. заговорили о появлении в России массовой социальной группы, беспризорных подростков. Прошли конференции, слушания, заявления В.В. Путина, и вот результат — поручение тогдашнему вице-премьеру В.Матвиенко «срочно разрешить эту проблему». Каково качество этого решения? Мало того, что установленный в России общественный строй непрерывно выбрасывал на улицу детей и подростков, так что никак Матвиенко устранить объективные причины явления не могла. Было еще и «техническое» препятствие — подорваны те государственные институты, которые только и могли справиться с задачей.

Сам язык выдает суть дела: если массовая беспризорность есть проблема государственной безопасности, то адекватными ей техническими средствами владеют именно органы государственной безопасности, а не вальяжные дамы. Как могли политики у власти забыть, что заниматься проблемой беспризорников после гражданской войны было поручено ВЧК и ГПУ? Ведь этот факт отражен во множестве книг, фильмов и мифов.

Спектр функций КГБ был чрезвычайно широк, о многих опасностях обыватели и не подозревали, потому что были от них защищены непрерывной кропотливой работой соответствующих структур. К возникновению этих опасностей люди были не готовы, они вызвали культурную травму.

Вот небольшой инцидент. В 1968 г. в Венесуэле был убит партизан с автоматом Калашникова. Возник международный скандал, обвинили Кубу в поставках оружия партизанам, а СССР — в поставках оружия на Кубу. В течение нескольких дней в ООН была представлена документально подтвержденная история этого конкретно автомата от момента его выпуска с завода. Путь его был таков: продажа Египту, вывоз в Израиль в числе трофейного оружия во время войны 1967 г., продажа автоматов с государственных складов израильской мафии, которая занималась контрабандой оружия. Именно в конторе этой мафии в Белизе венесуэльские партизаны и купили данный автомат.

Это — автомат, захваченный в джунглях Венесуэлы. А боевики Басаева восемь лет получали новенькое оружие, иногда даже опытные образцы, которых не было еще на вооружении российской армии — и проследить его путь оказалось невозможно. Вероятно, и заинтересованности в этом не было, но для подстраховки были ликвидированы и структуры, которые способны восстановить всю цепочку.

Сейчас много говорят об «организованной преступности». Она уже во многом определяет положение в стране и судьбу значительной доли населения. Конечно, главной предпосылкой для ее расцвета было изменение общественного строя, но подобные системы, возникнув и начав воспроизводиться,