отказывалось сделать вещи не просто возможные, но и сравнительно недавно бывшие обыденной частью советского строя. Достаточно было создать сеть магазинов «повышенной комфортности», а именно, с полными прилавками и продуктами в красивой упаковке – но по повышенным ценам.
Расход продуктов в этих магазинах был бы очень невелик (и их потребляли бы те же советские люди, так что и дополнительных резервов почти не потребовалось бы, помимо закупки импортных продуктов). Но был бы очень важен демонстрационный эффект, ощущение изобилия и свободы. Иногда говорят, что такую роль должны были играть рынки. Это не совсем то, ведь привычный продукт на рынке – это совсем иной символ, нежели продукты в современном, блистающем зеркалами и этикетками супермаркете.
Подобное увеличение разнообразия в системе распределения было бы столь несложно и дешево, что на первый взгляд кажется всего лишь техническим усовершенствованием. Это так, если видеть только экономическую и организационную сторону. Но на самом деле это изменение сняло бы фундаментальный источник напряженности и недовольства. Ибо речь идет о вполне реальном «голоде на образы», о неудовлетворенной жизненной потребности большинства населения.
Суть этой проблемы, однако, до сих пор воспринимается с трудом.
Часть 3. Антисоветский проект
Мы говорили, что советский проект по своим масштабам был крупной цивилизационной программой, продолжавшей траекторию движения России как цивилизации. О частностях в этом пункте можно спорить, но они не слишком принципиальны. Существенная часть этой программы успела реализоваться в советском строе, хотя большая часть его короткой исторической жизни представляла собой экстремальные и аномальные периоды горячих войн и форсированных усилий, а вся остальная часть – тяжелый период неравной «холодной» войны. На мой взгляд, достойно удивления, что несмотря на эти чрезвычайные условия советский строй успел воплотить в жизнь очень многие позитивные и даже идеальные стороны программы.
Соответственно структуре и масштабу советского проекта в сфере сознания складывалась противостоящая ему
Разговор об антисоветском мышлении сложен – очень многие из нас в той или иной степени были проникнуты таким мышлением, даже сами того не замечая. Копаться в своем сознании и видеть, что ты сам культивировал зародыши катастрофы – вещь болезненная. Но ее надо проделать – и вовсе не с целью «выяснения отношений» и поиска виноватых. Цель гораздо более фундаментальна. Другая сложность в том, что наше восприятие явлений и процессов зависит от множества факторов, но когда в воображении складывается первый образ, он часто слишком быстро превращается в стереотип, который мы не подвергаем критическому анализу. И расходятся пути тех, кто без всяких фундаментальных причин по- разному воспринял одно и то же явление. А потом и тем, и другим взгляды оппонента в отношении к данному явлению кажутся чудовищно недобросовестными – как же он может не видеть очевидных вещей!
Это надо учитывать как отягчающее обстоятельство в нашем нынешнем расколе. Вот пример. Венгерский историк А.Ковач изучил мнение большой группы людей, которые находились в одном помещении и наблюдали одно и то же событие (арест Имре Надя). Люди, в зависимости от своих установок, увидели настолько разные вещи, что историк назвал свой доклад на международной конференции в 1990 г. 'Похищение Имре Надя и эффект «Расёмона».
А вот наша, близкая история, о которой рассказали ее участники. 19 августа 1991 г. состоялось знаменитое заседание правительства, где министры определяли свою позицию по отношению к ГКЧП. После «поражения путча» министры, бывшие приятелями, собрались и сравнили те записи, которые каждый вел на том заседании 19 августа. Эти записи были абсолютно несовместимы, как будто речь шла о разных заседаниях. И в то же время каждый ведь вел их для себя, не было нужды искажать услышанное. Просто каждый выхватывал из потока сообщений то, что считал важным – согласно своим взглядам. Каждый видел происходящее через фильтр своих убеждений. Этот рассказ можно было бы назвать «Заседание Совета Министров СССР 19 августа 1991 г. и эффект Расёмона».
Выше я писал о моем приятеле, который в Риме в упор не видел старика с собакой, ночующих зимой на тротуаре – а мне это зрелище навсегда врезалось в память. Это – то же самое явление. Мы должны его учитывать в нынешний период, когда наше общество расколото по отношению к самым главным вопросам бытия. Надо делать скидку на то, что люди, мыслящие иначе, чем я, могут искренне не видеть того, что мне представляется очевидным. Но вернемся к более жестким причинам.
На мой взгляд, получилось так, что на самом раннем этапе мысленного отрицания «темных сторон» советского строя и поиска его улучшенного варианта в антисоветский проект был заложен ряд ложных и ошибочных принципиальных идей. В тот момент эти идеи формулировались в очень мягкой форме и не вызывали ни тревоги, ни отторжения. В них не было видно неминуемого разрыва с главным стволом «советского пути». На самом же деле именно тогда этот разрыв и произошел, и эти мягкие идеи (например, о желательности небольшой, уютной безработицы) задали новую, все более отклоняющуюся траекторию общественной мысли. В 60-е и даже 70-е годы казалось, что отклонение несущественно. Да, мой друг мыслит несколько иначе, но он же вот, рядом – мы достаем друг друга руками. Кто бы мог подумать тогда, что в октябре 1993 г. он пойдет на зов Гайдара?
Копаться в генезисе антисоветского проекта надо потому, что он явно завел страну в экзистенциальную ловушку. Сама травма убийства советского строя, на которую обычно и обращено все внимание, не так уж велика – не сравнить с Гражданской войной после 1917 г. Но дело не в этой травме, а в том, что за ней – путь под уклон, в небытие. Этот путь может быть иной раз крутым, иной раз пологим, с анестезией или дубинками ОМОНа, но он неуклонно ведет к угасанию, а потом и к смерти. На этом пути не за что зацепиться, и циклы воспроизводства на нем сужаются с неумолимой закономерностью.
В этом – контраст с той катастрофой, что пережила Россия в 1917 г. Вдумчивые люди, еще стоящие на антисоветских позициях, говорят: и царская Россия в 1917 г., и СССР в 1991 г. рухнули потому, что это были больные общества. Да, это так. Но дальше-то дело пошло по-иному. Больное сословное и изъеденное капитализмом общество начала века было загнано революцией в проект большого
И напрасно бодрится антисоветское меньшинство, жируя на захваченной собственности. Путь-то под уклон. Они пока что питаются трупом убитой страны, и им кажется, что пищи вдоволь. Но трупы не воспроизводятся и не растут, даже банкиры это знают. Потому-то они покупают дома за границей и отправляют туда же рожать своих жен и дочерей – чтобы дети и внуки получили иностранное гражданство по праву места рождения.
Один философ сказал с горечью: «Я сеял зубы дракона, а собрал урожай блох». Наши антисоветские романтики, носившие на руках Евтушенко с Окуджавой, сеяли поэтических блох, а выросли и заполонили страну огромные тифозные вши. Надо понять, как это получилось.
Мы будем говорить об антисоветском проекте как большой интеллектуальной и духовной конструкции,
