привело к росту в России эндемического зоба и ассоциированных с ним болезней среди больших групп населения, в первую очередь – детей и подростков».
Другим важным чудовищем, созданным в антисоветском создании, была
Еще нагляднее, гротескно это проявилось в мышлении западной интеллигенции (прежде всего левой – правые как-то более приземленны, их сказками про льготы не проймешь). Помню, как легко было пpинято на Западе пpедложенное Горбачевым объяснение пpичин политического кpизиса в СССР в конце 80-х годов: номенклатура яpостно боpется за сохpанение стаpого pежима, чтобы не потеpять свои огpомные пpивилегии. У многих испанских коллег я спpашивал, какими пpивилегиями, на их взгляд, обладает номенклатура в СССР? Какие льготы получают ставшие бюpокpатами pабочий, инженеp, учитель и т.д., чтобы эти льготы таким pешительным обpазом повлияли на их сознание? Мне не только никто не дал связного ответа, но и сам этот вопpос ставил в тупик – над ним никто не задумывался. Образ номенклатуры уже жил своей собственной жизнью и не нуждался в конкретных описаниях. Пpесса даже не потpудилась составить пусть мифическую, но мало-мальски связную аpгументацию своей модели, этот даже небольшой тpуд по убеждению читателя или телезpителя был излишен.
Действительно, конкретно об этих льготах в их реальном выражении никто и не думал, образ этих льгот, не имея материального наполнения, был в то же время очень жизненным, это был плод гипостазирования. Ведь холодная логика гласит: любое общество должно создавать верхушке «улучшенные» материальные условия, хотя механизмы создания таких условий различны. Была ли верхушка СССР так уж прожорлива? Нет, в норме советское общество отпускало ей крохи материальных благ.
Как принцип, это было заложено уже в генезис номенклатурной системы (вспомним хотя бы идею партмаксимума). Вот мелочь из воспоминаний помощника Сталина в 20-е годы: «В 1922-1923 гг. я жил в одной квартире с Верой Инбер и ее отцом, дядей Троцкого. Троцкий, его дети – Седов, дочери – часто к нему приходили, другие товарищи, целые собрания бывали» (А.П.Балашов. Старая площадь, 4. ПОЛИС, 1991, № 5). Подумайте: помощник Сталина, дядя Троцкого и т.п. живут в коммунальной квартире. И это была норма.
А вот 1943 г., семья Сталина. В квартиру его тестя и тещи, которых он очень любил и с которыми постоянно общался, подселяют семью заместителя наркома здравоохранения РСФСР, и они живут в коммунальной квартире. Когда в 1948 г. была арестована сестра жены Сталина, то, поскольку освободилась ее комната, в эту квартиру вселяют еще одну семью.
Во время «борьбы с привилегиями» много говорилось о «кремлевских обедах» в столовой на ул. Грановского, где могли обедать члены высшей номенклатуры (или брать обед домой или продукты сухим пайком). Такие «обеденные книжки» имели также старые большевики. Они-то имели льготы – платили за обед 10% стоимости. Но члены номенклатуры платили полностью – 2100-2400 руб. за месяц. Внук старого большевика и племянник жены Сталина В.Ф.Аллилуев вспоминает: «Когда я поинтересовался у Каманиных, почему они не берут обед в Кремлевке, Мария Михайловна мне ответила: „Вовочка, нам невыгодно его получать. Он слишком дорого стоит, а на нашу семью его не хватает“ (их было пятеро)».
А вот штрихи образа жизни самого Сталина и его семьи – в письмах его жены Н.Аллилуевой Сталину в Сочи, где он был на отдыхе (опубликованы в 1992 г.): «2 сентября 1929 г… Как мои дела с Промакадемией, ты спрашиваешь. Сегодня был у меня экзамен по математике письменной, который прошел удачно, но в общем мне все же не везет, а именно: утром нужно было быть в ПА к 9-ти часам, я конечно вышла в 8 1/2 и что же, испортился трамвай, стала ждать автобуса – нет его, тогда я решила, чтобы не опоздать, сесть на такси, села и что же, отъехав саженей 100, машина остановилась, у нее тоже что-то испортилось».
Какие здесь льготы и привилегии? Жена первого руководителя государства едет на экзамен на трамвае, взять такси – это уже нечто необычное. Вот из других писем: «Иосиф, пришли мне если можешь руб. 50, мне выдадут деньги только 15/IX в Пром[академии], а сейчас я сижу без копейки. Если пришлешь будет хорошо… В день прилета цеппелина Вася на велосипеде ездил из Кремля на аэродром через весь город. Справился неплохо, но, конечно, устал»[45].
Конечно, аскетизм довоенного времени уходил в прошлое, но все же и в послевоенный период льготы советской номенклатуры были гипертрофированы в массовом сознании. Хрущев поохотился разок в Крыму, и это вошло в историю как преступление века. А типичная оргия секретаря обкома заключалась в том, что он мылся в бане, а потом выпивал бутылку коньяка. Когда Молотов умер в 1986 г., все его состояние равнялось 500 руб. – на похороны (да еще перед этим он отправил 100 руб. в фонд Чернобыля). Даже Брежнев, которому перестроечная пропаганда создала ореол вселенского вора, оставил в наследство, как выяснилось, лишь несколько подержанных иномарок – была такая слабость у руководителя советской империи, любил порулить на хорошей машине.
С точки зрения разумного расчета, руководители высшего звена в СССР были самой «недооплаченной» категорией – это сообщила даже идеолог перестройки Т.И.Заславская. Почему же маленькие блага и слабости вызывали ярость, а к хамской роскоши нуворишей или невероятным доходам нынешних директоров-приватизаторов проявляется такая терпимость? Потому, что люди судили не реальной мерой, а теми образами, которые были построены в идеалистическом сознании. И очарование этих образов было очень сильно.
В 1985 г., на волне перестройки, и я на какое-то время попал в номенклатуру, причем довольно высокого уровня – номенклатуру Отдела науки ЦК КПСС[46]. Я был назначен заместителем директора довольно крупного института, имевшего существенное идеологическое значение (Института истории естествознания и техники АН СССР). Став членом номенклатуры, я с обывательским любопытством стал ждать, когда же мне поднесут те льготы и привилегии, о которых мы были столько наслышаны. Никто не подносил. Когда я ближе познакомился с номенклатурной кухней, то оказалось, что никаких законных льгот нет. Есть слегка коррумпированные группы, которые понемногу и незаконно сосут какие-то блага из своих ведомств. Несравненно меньше, чем явные воры на хозяйственной работе, но все же сосут. И тебе, как новому члену номенклатуры, туманно намекают, что ты в такую коррумпированную группу можешь вступить – со всеми вытекающими последствиями, прежде всего, с потерей независимости от того начальства, которое контролирует ручейки благ.
Иными словами, сама по себе принадлежность к номенклатуре этих благ не давала – ты должен был сделать личный выбор и перейти Рубикон. Но перед таким выбором стоит вообще любой человек на любом социальном уровне, в этом смысле советская номенклатурная система ничем не отличалась от любой прочей. И я с абсолютной уверенностью могу сказать, что примерно половина советских номенклатурных работников не приняла соблазна коррупции. Вот их-то жестоко били во время перестройки. Когда я вспоминаю эту злобу и ненависть к таким людям со стороны коррумпированной номенклатуры, до сих пор передергивает. Это мало выплескивалось в общество, но те простые люди, которые попадали в эпицентр таких конфликтов и становились свидетелями таких избиений, бывали потрясены. Я думаю, вот кто был самым злобным, животным врагом советского строя – член номенклатуры, который не удержался и вошел в коррумпированную клику и которого грызли страх и совесть. И это стало для него просто невыносимо.
Вообще, когда заходит разговор о номенклатуре, как, впрочем и обо всех других сторонах нашей жизни, он все время сбивается на ложное сравнение: где лучше, в СССР 70-х годов – или в США (Франции, Швеции и т.п.)? Но ведь так вопрос не стоит и никогда не стоял. Как ни крути, смысл имеет только вопрос: где хуже – в СССР или в РФ конца 90-х годов? И именно не «лучше», а «хуже». Потому что «хуже» – понятие более жесткое. «Хорошему» нет предела, и все в нем зависит от вкуса, о котором не спорят. А вот у
