английские колонизаторы первым делом целенаправленно уничтожили структуры этого национального капитализма, искусственно вернув Индию к феодальной раздробленности и архаическому хозяйству. Я эту книгу все время держал в уме, слушая Горбачева и Гавриила Попова – о том, как Запад нам поможет построить современную рыночную экономику.
В последний день каждый делегат мог сделать большое выступление по итогам обсуждения. Доклад в первый день я делал в чисто позитивном ключе, как изложение советской доктрины, без полемики. А теперь, после такой агрессии, я пошел на прямое сравнение двух доктрин. Чтобы выразиться точнее, со всеми нюансами и акцентами, я стал говорить не по-английски, в котором мои познания позволяли выражать лишь «простые истины», а по-испански. Попросил переводить эксперта из Венесуэлы, директора (и, поговаривали, владельца) большого исследовательского центра в области нефтедобычи и переработки. Я ему как-то переводил его лекцию в Москве – теперь, говорю, отдавайте долг. Не хотелось ему ввязываться, но делать нечего, перевел все точно, так что я выглядел как настоящий советский делегат, с переводчиком.
Венгр перед моим выступлением предусмотрительно вышел – «я не я, и она не моя». Злились посланцы мировой цивилизации сильно. Я потом спросил сотрудницу из Института востоковедения, что же она ни слова не сказала, хотя бы нейтрального? Все-таки психологически было бы полегче. «Я испугалась, – ответила она. – Никогда в жизни не видела такой злобы, куда уж было соваться».
Я тогда подумал, как нелегко было работать нашим дипломатам на Западе – тем, кто не вилял. Ни Марчук, ни Овчинников не поехали – мудро поступили тогда. А если кто из начальства ездил на подобные конференции, то, похоже, никакого конфликта уже не и возникало – зачитают свои обтекаемые доклады, похвалят ленинскую политику, а потом делают вид, что не замечают сути докладов и реплик из «команды Голдсмита». А то стали уже браться обстряпать и такие неблаговидные дела, которые без согласия советской делегации никакого шанса пройти в международных организациях не имели. Существенной части советских начальников тоже понадобились стипендии – для сына или дочки.
Так шла к тяжелому для СССР исходу холодная война.
Глава 4. Уравнительный принцип и советская уравниловка
Чуть ли не главным принципом, который надо было сломать в советском человеке, чтобы подорвать легитимность советского жизнеустройства и совершить «перестройку», была идея
Эта идея, лежащая в самой основе христианства, стала в СССР объектом «официально предписанной» фальсификации задолго до 1985 года – как только престарелого генерального секретаря КПСС Л.И.Брежнева окружила интеллектуальная бригада «новой волны». Одна из первых песен, которые запел идеолог КПСС А.Н.Яковлев, была о «поpожденной нашей системой антиценности – пpимитивнейшей идее уpавнительства». Идея равенства была представлена в виде
Вот депутат Н.М.Амосов, занимавший, согласно опросам, третье место в списке духовных лидеров нашей интеллигенции, в эссе под скромным названием «Мое мировоззрение» (в академическом журнале «Вопросы философии»!) утверждал: «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу – ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых». И далее этот демократ предлагал (в 1988 году!) применить сугубо фашистскую процедуру по отношению ко всему населению СССР – провести селекцию на «сильных» и «слабых» путем широкого психофизиологического обследования.
Другой активный антисоветский идеолог А.С.Ципко писал: «Всегда, во все времена и у всех народов уравниловка поощряла лень, убивала мастерство, желание трудиться. Но мы отстаивали ее как завоевание социализма» (Можно ли изменить природу человека? – В кн. «Освобождение духа». М.: Политиздат, 1991). Это удивительно примитивная трактовка.
Однако ненависть к «уравниловке» стала важным компонентом антисоветского сознания. Согласно опросам 1989-1990 г., интеллигенции на вопрос о причинах наших бед отвечала: «система виновата». «Уравниловку» в числе трех первых по важности причин наших несчастий назвали 48,4% приславших свой ответ интеллигентов (при этом они же проявили удивительную ненависть к «привилегиям начальства» – 64% против 25% в «общем» опросе).
Проблема равенства и справедливости была поставлена уже в момент становления той философии, которая лежит в фундаменте нашей культуры. Аристотель писал: «общественная жизнь держится справедливостью», а последняя «больше всего сводится к равенству». В ходе формирования современного капитализма и характерной для него формы демократии важнейшим философским конфликтом стало противопоставление свободы равенству. Этот конфликт до сих пор присущ философии капитализма. Де Токвиль писал в письме: «Мой вкус подсказывает мне: люби свободу, а инстинкт советует: люби равенство». Можно сказать, что в западном сознании побеждает то вкус, то инстинкт.
В наиболее полной и поэтической форме отказ от равенства и культ сильных, находящихся «по ту сторону добра и зла», выразил Ницше. Но у него за отрицанием человеческой солидарности хотя бы стояло жгучее желание прогресса, совершенства, возникновения «сверхчеловека». Ради этого и развил он антихристианскую и трагическую философию «любви к дальнему». «Чужды и презренны мне люди настоящего, к которым еще так недавно влекло меня мое сердце; изгнан я из страны отцов и матерей моих».
Идеологическая подкладка под отрицанием равенства –
Суть того равенства, которое выращивали в советском строе, была покрыта многослойной ложью (в том числа лакировочной). А в перестройке этот идеал был специально опорочен как, якобы, порождение большевизма. Так давайте снимем эти слои лжи. Рассмотрим суть уравнительства и его духовные корни.
Эта суть – в отрицании главной идеи «рыночной экономики», где ценность человека измеряется рынком. Американец скажет: «я стою 40 тыс. долларов в год». «Старому» русскому такое и в голову не придет. Для него ценность человека не сводится к цене. Есть в каждой личности некая величина – то ядро, в котором он и есть «образ и подобие Божие», и которое есть константа для каждого человеческого существа. А сверх этого – те «морщины», цена которых и определяется рынком, тарифной сеткой и т.д. Отсюда и различие в социальном плане. Если рынок отвергает человека как товар (какую-то имеющую рыночную стоимость «часть» человека – мышечную силу, ум и т.д.), то из общества выбрасывается весь человек – вплоть до его голодной смерти. Никакой иной ценности, кроме той цены, которую готов платить рынок, за человеком не признается.
Это ясно сказал заведующий первой в истории кафедрой политэкономии Мальтус: «Человек, пришедший в занятый уже мир, если общество не в состоянии воспользоваться его трудом, не имеет ни малейшего права требовать какого бы то ни было пропитания, и в действительности он лишний на земле. Природа повелевает ему удалиться, и не замедлит сама привести в исполнение свой приговор».
Ницше подвел под это «естественнонаучную» базу. Он писал: «Состpадание, позволяющее слабым и угнетенным выживать и иметь потомство, затpудняет действие пpиpодных законов эволюции. Оно ускоpяет выpождение, pазpушает вид, отpицает жизнь. Почему дpугие биологические виды животных остаются здоpовыми? Потому что они не знают состpадания».
