– Нет… Я как-то не замечаю холода… Чувствую только, когда печку увижу, и тогда мне хочется вот так прижаться к ней и сидеть.
– Ну, что там в сберкассе? Когда вам выдадут деньги?
Ева уставилась на свои ногти.
– Денег нет, – ответила она. – Отец все снял с книжки.
– Когда?
– Семнадцатого… За два дня…
– А сколько было денег, если не секрет?
– Восемь тысяч семьсот.
Сообщение было неожиданное. Позже, когда мне постепенно удалось разложить все по полочкам, и этому важному факту нашлось место в цепи событий и объяснение. Но сейчас мне некуда было его деть, и он торчал одиноко, точно кол посреди двора.
Самое простое предположение: золота у Борисова было на сумму примерно десять тысяч левов. Золота не нашли. Может быть, он обратил его в деньги? Эта сумма и лежала в надежном месте, в сберкассе. Потом деньги были сняты с книжки и куда-то делись, вот только куда? Это одно из вероятных объяснений наличия у Борисова такой внушительной суммы. Но, может, на самом деле все обстоит иначе. Может, Борисов копил деньги для семейного очага, у которого собирался греться с мастерицей сувениров…
Странным образом все рассуждения о деньгах кончались мыслью о Зорнице. Видно, подумал я, яркая эта личность совершенно меня покорила.
Очнувшись от раздумий, я заметил сидящую передо мной Еву. Я глядел на нее невидящим взглядом, но она-то видела меня и смотрела на меня с надеждой.
– Разумеется, Ева, – сказал я, – надо будет подумать, куда делись эти деньги, потому что мы их нигде не нашли. Ни в квартире вашего отца, ни на даче. Нет ли какого-то другого места, где он прятал деньги?
– Я думала об этом, но ничего не могла придумать.
– Ваши дедушка с бабушкой тоже не говорили ни о каких деньгах?
– Даже если деньги у них, они мне их не отдадут. Они меня ненавидят.
– Не верю, – сказал я. – Мне показалось, что они вас любят.
– Давайте не будем о них…
Семейная вражда не утихала ни на миг, не потонула даже в бурных водах скорби. Похоже, наоборот, скорбь окончательно разъела тоненькую нить, связывавшую эту семью. Мое ли дело пытаться ее связать!
– Я понимаю, что мешаю Неде. Я вас дожидалась, так что теперь можно уходить…
Девушка встала и поспешно накинула на себя бежевое пальто с капюшоном и деревянными пуговицами.
– Не уходите, – сказал я. – Неда рассердится, что я вас отпустил.
– На вас-то за что? Вы ни в чем не виноваты… Никто ни в чем не виноват. Просто так уж получилось, – причитала девушка тоненьким голоском, продевая непослушными пальцами деревяшки в петли пальто.
– Никуда я вас не отпущу! – сказал я твердо.
– Но мне, правда же, надо идти… Я сама должна… больше некому… Мне обязательно нужно сделать одно дело сегодня вечером, – и она набросила на голову капюшон.
Тогда я загородил ей дорогу.
Девушка посмотрела на меня исподлобья, отступила и села на кровать.
– Посудите сами, Ева! – сказал я. – Скоро восемь, на улице темно, район глухой… Не пущу я вас одну.
– Хотите знать, куда я пойду? – спросила она вызывающе.
– Одну я вас не пущу.
– Пустите.
Мы немного помолчали.
– Напрасно вы считаете, что мешаете Неде. Я знаю Неду. Ей приятно с вами.
– Она хочет мне помочь, – ответила Ева, – и я ей благодарна за это… Только мне никто не может помочь.
Почему Неда оставила меня с Евой одного? Не хочет играть в мою игру?
– Я знаком с одной вашей подругой – секретаршей товарища Конова.
– Она мне не подруга.
– А она считает себя вашей подругой.
– Я вам, по-моему, уже говорила, нет у меня никаких подруг и друзей.
Ах, вот как, мы кокетничаем тем, что мы одиноки, но ни в ком не нуждаемся!
– Не может быть, чтоб у человека не было друзей. Нельзя жить в безвоздушном пространстве.
