преследователей. Число последних тоже заметно сокращалось: все, у кого лошади были послабее, постепенно отставали от погони.
Пригнувшись к гриве коня, Тохтамыш несся вперед, все более опережая остальных. Теперь это уже не было похоже на облаву: направление выбирал он, описывая по степи широкую дугу, постепенно выводившую его на прямой путь к Мавераннахру. Время от времени оборачиваясь, всякий раз он видел за собой меньше преследователей, но еще быстрее уменьшалось число его собственных нукеров. Впрочем, это его не особенно беспокоило, ибо он уже не сомневался в том, что и он сам, и скакавший в девяти шагах за ним Карач-мурза уйдут от погони. Однако если лошадь последнего не уступала его арабу в быстроте, – она все же не могла состязаться с ним в выносливости и на втором часу скачки начала заметно сдавать.
Когда солнце, в последний раз обшарив землю скользящими, розовыми лучами, скрылось за грядою дальних холмов, Тохтамыш снова обернулся. Из всего его отряда за ним следовал теперь один Карач-мурза, но и он отстал уже шагов на двести. Медленно настигая его, за ним мчалось человек десять преследователей, лошади которых оказались достаточно выносливыми, – все остальные давно отстали от погони,
и в бескрайной степи, насколько хватал глаз, больше никого не было видно.
«Ичана нагонят!»– с тревогою подумал Тохтамыш. Первым его побуждением было придержать коня и разделить участь друга, ибо он не сомневался в том, что на его месте Карач-мурза поступил бы именно так. Но в нем сейчас же заговорил холодный рассудок: «Ведь вдвоем мы все равно не отобьемся от десятерых, значит, я только погублю себя и его. А так он еще может уйти, – на нем кольчуга, и стрелы ему не страшны. Ну, а если его схватят, а я спасусь, то смогу выкупить его у Мелика…»
Успокоив себя такими рассуждениями, он продолжал мчаться дальше во весь опор, но теперь поминутно оглядывался. Карач-мурза отставал все больше, и двое преследователей, немного опередив других, скакали шагах в сорока за ним, выпуская стрелу за стрелой. «Ничего, на нем хорошая кольчуга», – снова подумал Тохтамыш и в ту же минуту увидел, что Карач-мурза покачнулся в седле, медленно стал сползать на бок и, проскакав еще несколько шагов, рухнул на землю.
Уверенный в том, что его все равно не догонят, Тохтамыш придержал коня. Видя его совсем близко, вся погоня, – не обращая никакого внимания на упавшего, – бросилась за ним, ибо тому, кто привезет его живым или мертвым, хан Мелик обещал в награду тысячу коней. На протяжении следующих четырех или пяти верст, идя почти за хвостом его лошади, преследователи уже мысленно делили это богатство. Но едва на землю спустилась ночь, он снова полетел вперед быстрее птицы и вскоре исчез во мраке.
Причиной падения Карач-мурзы была не стрела врагов, как думал Тохтамыш и как были уверены сами стрелявшие. Правда, несколько стрел ударили ему в спину, и одна даже застряла в бармице, но на нем был отличный, московской работы юшман, служивший надежной защитой от стрел, которые, таким образом, не причинили ему вреда. Но еще во время сражения он был ранен копьем в левое плечо, чего никто из окружающих не заметил. Вначале он и сам не обратил на эту рану внимания, – острие копья, разорвав несколько зве-
Бармица – кольчушиая сетка, прикреплявшаяся к шлему для защиты шеи и плеч.
ньев кольчуги и мякоть плеча, прошло вскользь. Но рана сильно кровоточила. Перевязать ее или даже зажать рукой было невозможно во время напряженной скачки, когда каждая секунда промедления грозила гибелью, и Карач-мурза вскоре начал слабеть от потери крови. Последние полчаса он удерживался в седле только предельным напряжением воли, но все же стал быстро отставать от Тохтамыша и в конце концов, потеряв сознание, упал наземь.
Очнулся он ночью и не сразу понял, что с ним произошло и где он находится. Но сильная боль в плече быстро напомнила ему о случившемся и окончательно приве-. ла в себя. Он с трудом приподнял голову и огляделся вокруг.
Посеребренная луной степь была на первый взгляд тиха и пустынна, – только звенели в траве цикады да возле самого лица Карач-мурзы легкий ветерок колыхал метелки полыни. Но сквозь них, в нескольких шагах от себя, он увидел какие-то медленно движущиеся тени и, вглядевшись, различил двух крупных гиен, с коротким лающим хохотом отпрянувших в сторону, едва он зашевелился, пытаясь сесть. Это ему удалось не сразу: собственное тело казалось глыбой свинца, в голове мутилось от слабости. Отдохнув немного после сделанного усилия, он попробовал встать на ноги, то тотчас почувствовал страшное головокружение и поспешно лег, вернее, упал на спину, почти теряя сознание.
Когда этот острый приступ слабости миновал, он открыл глаза и увидел, что гиены снова топчутся совсем близко, но теперь их было уже не две, а три. Нащупав рукоять сабли, Карач- мурза вытащил ее из ножен и сделал слабый взмах в сторону животных. С противным воем они подались немного назад, но тут же уселись на траву, всем своим видом показывая распростертому на земле человеку, что они могут и подождать, но отнюдь не намерены отказаться от добычи.
Некоторое время Карач-мурза пролежал неподвижно, обдумывая свое положение. Несмотря на его беспомощность, трусливые звери едва ли отважатся напасть на него, пока он бодрствует. Но от большой потери крови его неудержимо клонило ко сну, а заснуть при таких обстоятельствах – значило погибнуть: если гиены, – а вот уже к ним подошла и четвертая, – набросятся на него во время сна и почувствуют вкус крови, все будет кончено. Значит, нужно, во что бы то ни стало, не спать всю ночь, – утром они уйдут. Но принять такое решение было несравненно легче, чем его исполнить.
В течение получаса Карач-мурза кое-как боролся со сном, поминутно двигаясь, щипля себя за ухо и временами поднимая саблю, чтобы отпугнуть гиен. Но с каждой минутой движения его становились все более вялыми, мысли путались, и, наконец, он крепко уснул. Но проспал недолго, ибо подсознание твердило ему, что спать нельзя.
Сразу открыв глаза, он увидел гиен совсем близко от себя, – их было уже около десятка, – и когда он, подкрепленный коротким сном, без особых усилий сел и, громко закричав, взмахнул саблей, они лишь чуть-чуть попятились и подняли такой вой и хохот, что у него под шлемом зашевелились волосы. Ему стало ясно, что заснет он или не заснет, – вскоре эти гнусные твари совершенно осмелеют, и он будет растерзан.
– Великий и милостивый Аллах! – громко сказал он. – Ты всемогущ. И если я должен умереть, отврати от меня этот позорный конец и пошли мне смерть, приличную воину!
Он посидел еще немного, как бы ожидая, что Аллах ответит на его мольбу, но, почувствовав новый приступ головокружения, лег на спину и, положив себе на грудь саблю, почти мгновенно погрузился в состояние полусна-полубеспамятства. Голова его при этом откинулась набок и ухо коснулось земли.
Когда чувства его начали выходить из оцепенения, он явственно уловил отдаленный, но ритмично нарастающий звук, смысл которого не сразу дошел до его сознания. Но уже минуту спустя сердце его затрепетало от радости: это был стук копыт быстро приближающейся лошади.
Собрав остатки сил, он сел и поглядел вокруг. Гиен возле него уже не было, топот слышался теперь совсем близко, а вскоре показался всадник, направляющийся прямо к нему. Друг это или враг? Но Карач-мурзе не пришлось над этим долго раздумывать: осадив коня в трех шагах от него, ночной ездок соскочил на землю и крикнул:
– Ичан! Благодарение Аллаху, я нашел тебя!
– Тохтамыш! Да вознесет тебя Аллах превыше всех владык земных! Ты искал меня, вместо того чтобы спасать свою собственную голову?
– Как я мог тебя оставить! Я видел, когда ты упал, и хорошо заметил место. А потом, когда воины МелиКа отстали, – повернул обратно, и вот я здесь!
– Но как тебе удалось избавиться от погони?
– Разве трудно обмануть таких баранов? Я нарочно стал сдерживать коня, давая ему отдых, а они из последних
сил мчались за мной, думая, что вот-вот догонят! Но, проскакав еще один
