Хатедже. Потом опустила голову и добавила после небольшого молчания: – Когда мы выехали из Сарая- Берке, я думала, что наш путь будет очень долгим. А теперь я жалею, что Ташкент не находится на тысячу фарсахов дальше.
ГЛАВА VIII
«Тигра не хватай за хвост, а если схватил, то не отпускай».
В начале ноября отряд Карач-мурзы вышел на берег Амударьи. Самая трудная часть пути была закончена, и теперь до самого Самарканда предстояло идти почти все время берегами рек, не испытывая больше недостатка в воде и в хороших пастбищах. Здесь еще было достаточно тепло – осень только вступала в свои права – люди повеселели и после семи недель пути по унылым полупустыням долина Амударьи показалась им раем.
Тут и в самом деле было хорошо. Могучая река своим недавним разливом оживила вокруг себя широкую полосу низменности; высушенная летним зноем земля опять накинула на себя зеленый покров, хотя на этот раз не надолго: осень уже вплетала в него желтые и красные нити. Стояла тишь. Среди высоких трав и кустарников, тут и там стройные тамариски взымали кверху свои вишнево-сизые ветви, часто встречались целые рощи по-осеннему золотившихся карагачей, а в местах более низких серебряно-желтыми свечами уходили ввысь белоствольные тополя. Вдоль самого берега тянулись густые заросли лозняка, да кое-где, возвышаясь над ними, кряжистые ивы клонились к реке, роняя в нее свои облетающие листья. Нередко по пути попадались и обширные болотистые низины, заросшие буйными камышами и изобилующие всевозможной дичью.
В первый же день пути по этому оазису отряд миновал два или три небольших кочевья с пасущимися вокруг отарами овец, а к вечеру добрался до маленького поселка Тубенташ, возле которого Карач-мурза решил остановиться на несколько дней, чтобы дать отдых людям и лошадям, а заодно поразнообразить питание отряда дичью и рыбой, в которых тут не было недостатка.
Весь Тубенташ состоял из восьми глинобитных лачуг и нескольких войлочных юрт, в которых ютилось десятка полтора полуоседлых туркменских семейств, промышлявших, главным образом, рыбной ловлей, хотя чуть поодаль виднелось и довольно обширное рисовое поле.
Подъезжая к поселку, Карач-мурза сразу заметил, что мирная жизнь его чем-то нарушена. Лица людей были мрачны и взволнованы, детвора, вопреки обыкновению, не высыпала навстречу приближающемуся отряду, а взрослые толпились возле одной юрты, откуда слышались громкие голоса и плач. Уловив несколько слов, Карач-мурза понял: женщины голосили по мертвому.
– Что тут у вас случилось? – спросил он у крепкого старика в обесцвеченной солнцем тюбетейке, – очевидно, старшины поселка, который, поспешно отделившись от толпы, подходил к нему с низкими поклонами.
– Юлбарыс[48], сиятельный эмир, – ответил старик. – Юлбарыс, да сожрут его собственные дети, и да подохнут они сами при этом, растерзал юношу Мистаха. Это уже третьего человека он убивает у нас, пресветлый эмир, а перед этим сколько унес овец!
– Когда же он сюда пришел?
– Он пришел больше месяца тому назад и поселился вон в тех камышах, – указал старик на болотистую низину, сразу за рисовым полем. – Сначала он ел наших овец, но потом мы их угнали далеко отсюда, и тогда он стал нападать на людей, пресветлый эмир.
– И вы не пробовали его убить?
– Мы хотели устроить западню на тропинке, по которой он ходит, но место там очень низкое, и нельзя выкопать глубокую яму, потому что на два-три ариша[49] под землей уже стоит вода. А для того чтобы сделать облаву, у нас слишком мало мужчин, сиятельный эмир.
– Ну, этот юлбарыс больше вам не будет вредить: завтра мы его убьем.
– Да возвеличит тебя всемогущий Аллах, и да пошлет он счастье.всему твоему роду, эмир! И если бы Он не привел тебя сюда, нам всем пришлось бы уходить на другое место.
Карач–мурзе уже случалось охотиться на тигров: их немало водилось в густых камышах по берегам Амударьи и Сырдарьи. Но в те времена, когда еще не знали огнестрельного оружия, эта охота была трудна и опасна. Если ее предпринимал какой-нибудь владетельный князь или военачальник, в распоряжении которого было много людей, обычно устраивалась облава. Камышовую заросль, где находилось логово тигра, окружали пешие воины, вооруженные копьями, за ними, во втором ряду, шли лучники. Когда это кольцо стягивалось вплотную вокруг заранее намеченной поляны или прогалины, на которую выгоняли зверя, он, убедившись в том, что выхода нет, пробовал прорваться сквозь окружавшую его живую стену или перепрыгнуть через нее. Но прежде чем он успевал сделать прыжок, в него попадало несколько стрел, а затем, куда бы он ни бросился, его встречали лезвия копий. Тигра, конечно, убивали, но сильный и ловкий зверь дорого продавал свою жизнь, и такая охота почти никогда не обходилась без человеческих жертв, тем более что в зарослях, вместо одного тигра, часто оказывалось несколько.
При сравнительно небольшом количестве участников успех облавы бывал менее вероятен и значительно возрастала опасность. Но тем не менее воины не упускали случая поохотиться на тигра и часто отправлялись на это опасное дело даже небольшими партиями, так как юлбарыс считался чрезвычайно ценной добычей. Туша его шла в дело почти целиком: большие деньги можно было взять за шкуру, высоко ценился тигровый жир, который считался лучшим средством для заживления ран, из печени и желчи изготовлялись снадобья, по верованию азиатов продлевающие человеческую жизнь, муку из костей тигра князья и эмиры раздавали воинам перед битвой для укрепления храбрости, когти его считались амулетами, предохраняющими от смерти в бою, а зубы – от нападения зверей и разбойников.
У жителей небольших прибрежных селений, у которых тигры пожирали много скота, существовали другие способы борьбы с ними. Если позволяли условия местности, обычно на тропинке, по которой ходил зверь, устраивали западню в виде хорошо прикрытой сверху глубокой ямы, а в дно этой ямы вкапывали два или три заостренных сверху кола. Ставились также ловушки из бревен с привязанной внутри в виде приманки овцой. Однако, если тигр бывал старый и опытный, он редко поддавался на подобные ухищрения, и тогда на него охотились с клеткой. Но предназначалась она не для зверя, а для охотников.
Ее делали поперечником в сажень и такой же примерно высоты[50]. Четыре стенки и верх – из толстых и крепких жердей, прочно соединенных в виде решетки. Пола или дна не было, чтобы снизу в клетку могли проникнуть охотники и, приподнимая ее за две укрепленные внутри перекладины, вместе с ней двигаться вперед. Пустую клетку ставили на тропинке, ведущей к логову тигра, и оставляли на несколько дней, чтобы зверь к ней привык. В день охоты в нее залезало шесть или семь человек, вооруженных луками и короткими копьями, переднюю стенку клетки слегка заплетали зеленью, чтобы не было видно находящихся внутри людей, а сверху, на крыше, привязывали чучело сидящего человека.
Когда все это было готово, загонщики, оцепив логово, поднимали шум и крик, стараясь выгнать зверя, которому оставляли свободный путь в сторону клетки. В это время последняя, вместе с сидящими в ней людьми, тоже двигалась вперед по направлению к логову, так как очень часто тигр не спешил его покинуть.
Когда он, наконец, показывался, клетку опускали и четверо из находившихся в ней охотников садились на перекладины, чтобы крепко прижать ее к земле. Остальные сейчас же пускали в тигра по стреле. Ранить его смертельно или хотя бы тяжело удавалось редко, но
