юмора. Впрочем, может, он просто плохо выспался. Знакомясь со мной, он ухитрился произнести слов меньше самого необходимого минимума. А заглянув в его холодные серые глаза, я решил, что этот человек в довершение ко всему еще и вспыльчив. Он был старше меня по званию, но ничем это не подчеркивал — вел себя как хозяин, принимающий гостя. Мне он представился Сергеем Антоновичем.
В бункере было чересчур жарко натоплено для этого времени года и потому невыносимо душно. Однако, поскольку радист, молодой блондин с коротко остриженной шарообразной головой, и выделенный в наше распоряжение переводчик, старший лейтенант с восточными чертами лица, даже не подумали расстегнуть воротники своих гимнастерок, я тоже постеснялся расстегнуть свой гражданский пиджак. Атмосфера в этих бетонных стенах была строгой и напряженной.
На карте с обозначениями линий и объектов связи я еще раз показал местонахождение нашего человека на границе между лесными участками 243 и 244. Нам нужно было быть уверенными, что там в течение ближайших двух часов патруль не появится. Сергей Антонович заверил меня, что этого не случится. Я указал также на отмеченную голубым воздушную телефонную линию, проходившую по лесистой местности от полигона к расположению штаба, чтобы еще раз убедиться, что товарищи подготовили именно ту, а не другую линию. Сергей Антонович отвечал обстоятельно и неторопливо, даже пожалуй, как-то тяжеловесно, будто в этой бетонной парилке ему вообще было трудно говорить.
— Мы будем вести передачи только в течение двух часов из штаба в подразделение, которое согласно приказу уже четыре дня располагается вот здесь, — ткнул он иголкой циркуля в карту. — Мы передадим долгосрочный прогноз погоды, который, как обычно, не оправдается. — На его лице при этих словах не появилось ни тени улыбки. — Потом последует информация о текущих делах: назначение на должности, перемещения, поощрения. Далее последуют сообщения, касающиеся снабжения и сроков ремонта техники. Все это им абсолютно ничего не даст. Передача пойдет в обычной форме — частично открытым и частично зашифрованным текстом. — И он указал взглядом на столик телефониста, где висели кодовые таблицы на сегодняшний день.
У нас еще было достаточно времени. Я нервничал и как раз подумывал о том, не набить ли мне про запас табаком успокоения ради парочку трубок, когда телефонист у коммутатора предупреждающе поднял руку. Сергей Антонович надел лежавшие наготове наушники, но тотчас же сорвал их с головы, сказав:
— Он подключился.
Я посмотрел на часы и убедился, что это невозможно. Было слишком рано. Я еще раз попросил сверить часы. Наши часы показывали одно и то же время.
Сергей Антонович протянул мне вторую пару наушников, сказав по-русски:
— Уверяю вас, он подключился. Я знаю, что говорю.
Старший лейтенант вежливо перевел:
— Товарищ полковник подчеркивает: он подключился.
Прислушиваясь, я размышлял вслух:
— Это не может быть наш человек. Это кто-то другой. Подключился кто-то, кто, вероятно, контролирует нашего человека.
Переводчик перевел быстро, почти синхронно:
— Что вы предлагаете? Товарищ полковник заявляет, что он не будет делить с вами свою ответственность, но и перекладывать на свои плечи вашу ответственность не собирается.
Я понял, что мой партнер умеет погасить в себе вспыльчивость, которую я с самого начала в нем предположил. Что-то должно было произойти. Командовал здесь, так сказать, он, но инициатива была за мной. Сорвав наконец с себя пиджак, я потребовал начать операцию досрочно.
Сергей Антонович колебался. Наличие «контролера» в сети ошеломило пас. Я не мог даже представить себе, что на такой вот открытой местности противник решится посадить на пятки своему новому агенту второго человека. В какой-то мере это обстоятельство меня радовало, поскольку оно свидетельствовало о том, какое значение противная сторона придавала операции. Однако в данный момент все это не облегчало нам поиски выхода. Согласовывая наши мероприятия, мы не предусмотрели такой вариант. В случае чего нам пришлось бы отвечать за все головой.
Сергей Антонович предложил подумать о последствиях на тот случай, если наш человек так и не включится в операцию.
Я решил продемонстрировать уверенность, каковой у меня на деле не было.
— Наш человек подключится, как договорено, — сказал я, — точно в назначенное время.
Сергей Антонович сердито посмотрел на меня:
— Ваш человек! — Сказал он это по-немецки.
Затем он сел к столу телефониста и отдал команду о начале операции. Надевая вновь наушники, я чувствовал, как стук сердца отдается у меня в ушах. В новой ситуации все шло по старому плану. Вначале шифром передавался длинный прогноз погоды. Сергей Антонович все время поглядывал на часы. Критический момент приближался. Когда солдат у коммутатора поднял руку, я не смог совладать с собой и торжествующе воскликнул:
— Наш человек!
Теперь уже и Сергей Антонович снял китель. Несколько мгновений мы еще прислушивались к монотонному голосу, гнавшему по проводу винегрет из цифр. Затем солдат у коммутатора поднял руку в третий раз. Я сразу даже не сообразил почему. Сергей Антонович с досадой выдохнул из себя несколько слов, значения которых я не понял. Переводчик, чеканя фразы, громко перевел:
— Один из двоих отключился. Отключился слишком рано. Должно быть, что-то произошло.
— Можно установить, кто отключился: первый или второй?
— Нет.
Несколько минут спустя отключился и второй человек. Мне не хватало фантазии, чтобы представить, что же могло случиться там, в лесу. Я забеспокоился, мне нужно было время, чтобы обдумать происшедшее. Сергей Антонович стоял против меня в стойке боксера, собирающегося войти в клинч. Осторожненько я предложил свою версию:
— Первым отключился наш человек. По крайней мере, так должно быть по логике вещей.
Да, мне пришлось отключиться раньше оговоренного срока.
До станции (то ли Майхов, то ли Мельхов) я доехал поездом. Мой велосипед путешествовал в багажном вагоне. На полянке рядом с полотном железной дороги я набрал белых польских грибов и сыроежек, которые положил в большую корзину поверх лежавшей там рации, стальных кошек и соединительных кабелей. Весь этот технический скарб я извлек сегодня утром из тайника, который они устроили на свалке, в старой погнутой бензиновой бочке. После часа езды на велосипеде я добрался до места проведения операции. Был полетный день, и реактивные истребители с ревом проносились, почти касаясь верхушек деревьев. Каждый раз я непроизвольно втягивал голову в плечи.
По карте место проведения операции представлялось мне другим, а именно, более укромным. Воздушная линия связи проходила вдоль разъезженной гусеничной техникой лесной просеки. Это совпадало с тем, что было на карте. Но лес, старый сосновый лес, был прореженный и светлый. Молодой березняк, в котором я спрятал свой велосипед, прикрывал меня с одной стороны. Я принялся было уже пристегивать кошки, как вдруг услышал за своей спиной металлический звук. Я осторожно пошел на шум и метров через двести обнаружил очередной сюрприз. О вырубке, к которой я вышел, при подготовке к операции не было и речи. И на старых картах она не значилась. Прямо посередине поляны стоял груженный большими термосами советский военный вездеход. Ребята, видно, решили немного отдохнуть. Конечно же, они это заслужили. Но ведь мы об этом не договаривались! Раздевшись до пояса, они радовались солнцу, словно резвые щенята. Их было двое — шофер и его помощник. Они заехали в лес, чтобы немного посачковать. Обутые в тяжелые солдатские сапоги, они бегали тяжело и выглядели довольно неуклюже. Наконец один настиг другого и они затеяли какую-то монгольскую борьбу, сопровождая ее оханьем и выкриками. Я взглянул на часы — время подпирало. Если они сию минуту не уберутся отсюда, все полетит к черту.
Что мне оставалось делать? Я забрался в кусты малины, втянул голову в плечи и засунул в рот оба средних пальца. Свист прозвучал пронзительно, как военный сигнал. Они отпустили друг друга и оторопело уставились в мою сторону, а затем вскочили в машину и умчались так, что это походило на бегство. Наконец-то мне никто не мешал. Мне никогда не приходилось заниматься тем, что я делал сейчас. И было
