напоминало декорации к фильму. Сама гостиница казалась задником к какой-то костюмированной драме, но появление полиции сместило жанр от «Аббатства Даунтон» к «Инспектору Морсу».
Чем дольше он смотрел на здание, тем тревожнее становилось на душе. Он вспомнил о недавнем разговоре с Глассом, который тоже по-своему растревожил его.
Поначалу Фил был даже рад уединиться в кабинете Гласса, где его не могли достать расспросы Марины. Но как только он оказался внутри, по выражению лица главного инспектора стало ясно, что тот пригласил его не просто так. У него были свои причины — и, судя по всему, причины не из приятных.
— Присядь, Фил, — сказал Гласс, отрываясь от монитора.
Фил сел.
— Ну что же…
Гласс не сводил глаз с открытой на столе папки. Избегал его взгляда.
«Прекрасное начало», — подумал Фил.
— У меня на сегодня назначена встреча с начальником полиции. В Хелмсфорде.
Гласс сделал паузу, словно ожидая от Фила ответа.
— Правда?
— Да. Я думаю, он официально подтвердит мое вступление в должность. На полную ставку.
Гласс откинулся на спинку кресла. Фил по-прежнему видел на этом месте его предшественника.
— Поздравляю, — сказал он.
Гласс сдержанно улыбнулся и кивнул, принимая поздравление как должное.
— Спасибо. — Улыбка мигом сошла с лица. — И в свете этих событий мне показалось, что нам с тобой надо кое-что обсудить.
Фил почувствовал, что от него снова ждут какого-то ответа, но решил промолчать.
А Гласс, решив, что это почтительное, а не выжидающее молчание, продолжил:
— Похоже, нам с тобой придется работать вместе, Фил. И я считаю нужным предупредить тебя, что мой стиль управления в значительной мере отличается от стиля моего предшественника.
«Началось», — подумал Фил.
— Мне уже волноваться или еще рано? — с деланной беззаботностью спросил он.
Опять улыбка, уже вторая. И это от человека, который, складывалось впечатление, улыбается по строгому расписанию. Недобрый знак.
— Не знаю. Разумеется, мы будем работать вместе, но я как старший по званию намерен внести определенные коррективы в работу этого отдела.
Фил почувствовал, что начинает закипать.
— Вы считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями?
— Нет-нет, что ты. У тебя практически стопроцентная раскрываемость.
Фил ничего не сказал. Это была чистая правда.
— Но, с другой стороны, это же отдел по борьбе с особо опасными преступлениями.
Раздражение стало очевидным.
— В смысле?
— В самом названии содержится подсказка. Особо опасные. Их ведь легче всего раскрывать, не правда ли? — Не дав Филу ответить, он продолжил: — Взять, к примеру, убийство.
Нашли тело. Кто же убийца? Тот, кому это выгодно. Допрашиваете подозреваемого. Он во всем сознается. Дело закрыто. Правда же, легко?
— К чему вы клоните?
— Ни к чему. Просто такие преступления не кажутся мне особо опасными. В твоем распоряжении много ресурсов. Другие отделы завидуют.
— Что вы имеете в виду? Все наши ресурсы необходимы для эффективной работы. Вы вообще видели, чем мы занимались последние годы? А чем занимаемся сейчас?
Гласс попытался, пусть и с долей иронии, примирительно поднять руки, но этот жест попросту не входил в его репертуар.
— Я что хочу сказать… У вас никогда не возникает проблем с финансированием. А в наши нелегкие времена кое-кто может счесть подобное финансирование роскошью, а не первой необходимостью.
— Значит, вы хотите перераспределить бюджет нашего отдела? И куда пойдут эти деньги?
— Фил, — сказал Гласс, складывая руки в жесте, которому он, должно быть, научился на каких-то менеджерских курсах, — не опережай события. Я навел справки о твоем отделе и лично о тебе. Конечно, результаты говорят сами за себя, но… давай начистоту. Ты руководишь своей командой, как феодал.
Фил не поверил своим ушам.
— Что?!
— Возьмем для примера последний брифинг. Ты поставил под сомнение мою компетентность. Причем на глазах у всех.
— И что? Вы отпустили человека, который был важным свидетелем, а то и подозреваемым, не проконсультировавшись со мной.
— Бытует мнение, что именно для этого в полиции и проводятся брифинги. Чтобы все поделились последними новостями.
— Подобные решения нельзя принимать без моего согласия. Вы обязаны были уведомить меня. Вы нарушили протокол.
Гласс несколько секунд молча смотрел на него.
— Как я уже сказал, протокол в ближайшее время изменится.
— В частности, теперь будет необязательно держать меня в курсе? И важные решения касательно моего расследования можно будет принимать без согласования со мной?
Гласс заговорил тише, злее:
— Детектив-инспектор, вы, возможно, привыкли к снисходительности моего предшественника, но со мной этот номер не пройдет. Мы все будем делать так, как нужно. Как нужно лично мне. В моем отделе нет места инакомыслящим, будь то лично вы или кто-то из вашей команды.
— Никаких инакомыслящих в моей команде нет, — отрезал Фил.
— Это спорный вопрос.
— Нет. — Фил тоже подался вперед, причем не менее агрессивно. — Что вас не устраивает в моей команде?
Гласс снова заглянул в папку.
— Поведение некоторых офицеров легко расценить как несоблюдение субординации. Я…
Фил вскочил, как отпущенная пружина.
— Бред! Я поощряю творческий подход в своих подчиненных. И результаты нашей работы доказывают продуктивность этого. Отсутствие строгой субординации помогает нам раскрывать больше преступлений.
Взгляд Гласса стал острым.
— Теперь ясно, кто служит им примером. Ты оказываешь на них тлетворное влияние, Фил. Это называется «синдром мисс Джин Броди». Ты их… пленяешь.
— Пленяю?! — Фил едва не расхохотался. — Мы что, перенеслись в роман девятнадцатого века?
Голос Гласса стал холоден как лед:
— Ты одеваешься, как студент, а не как служащий полиции. Ты дерзишь начальству. И, насколько я понимаю, твои методы дознания балансируют на грани дозволенного.
— Я добиваюсь результата. Практически стопроцентного, вы сами только что сказали.
— После сегодняшней беседы с начальником полиции здешним порядкам придет конец. Ты по- прежнему можешь добиваться своих умопомрачительных результатов, но делать это будешь по моему уставу.
— А если меня не устраивает ваш устав?
— Незаменимых людей нет.
Филу хотелось ударить его.
— Кстати, — сказал он дрожащим от гнева голосом, — Микки сказал, что вы вернули Розу Мартин.
