Банг!
Он качнулся назад, неожиданно вильнув вправо и вывернувшись из рук Кабана. Тот бросился за ускользающим противником, пытаясь заблокировать его.
— Чирииик!
Тяжело дыша, Кабан постарался хорошенько рассмотреть противника, пока тот кое-как принимал позицию в середине ковра. Он выглядел, словно большая пружина, засунутая в вязаный носок, и, казалось, не мог полностью остановиться и не раскачиваться, даже на исходной позиции. Он постоянно приседал и подскакивал, напоминая Кабану дядю Уэйнрайта, который ни минуты не мог посидеть спокойно и во время бейсбольных матчей безостановочно ерзал и жевал резинку. Он еще сильно презирал Кабана за то, что тот предпочел борьбу бейсболу. Кабан смотрел на пружинистого эктрианца и представлял, как тот меняет форму, превращаясь в дядю Уэйнрайта.
Молча сопя, Кабан встал над эктрианцем и осторожно положил руки на его туловище, готовясь ухватить его как можно крепче. Кентавр-рефери некоторое время рассматривал Кабана, пытаясь определить, корректную ли позицию он занял. Затем махнул ластой.
Чирик!
Банг!
Кабан навалился на метаморфозника и запрыгал вместе с ним — банг, банг — прямо к боковой линии. Он уже начинал выходить из себя. Время бежало стремительно, и уже не было проку в том, чтобы просто держать эту тварь, необходимо было повалить ее. Но как, скажите на милость, повалить пружину? Единственное, что немного обнадеживало, так это то, что пружина, похоже, начинала уставать. Очевидно, все эти прыжки ее изматывали.
Со свистком Кабан вновь набросился на противника всем своим весом, прижавшись к нему подбородком. На какой-то ошеломительный, убийственный момент ему показалось, что эктрианец ускользнул от него, и он начал шарить руками, оглядываясь вокруг. Затем он понял, что метаморф прямо под ним; он распластался в гигантский блин с крошечными, как у морской звезды, ножками, шевелившимися по краю. Кабан дергал и тянул его, но тот не шевелился.
— Переверни его! Переверни его! — вопили тренер, мать, еще какие-то голоса.
Было очевидно, что перевернуть эту штуку невозможно — разве что скатать, как ковер. Но это было бы безумием… такая скатка была бы слишком неподъемна.
— Предупреждение эктрианцу за оттягивание времени! — проржал рефери.
— Кабан, ты теряешь время! СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ! — донесся вой Костолома — он был совсем близко, где-то возле края ковра.
Рыча, Кабан спрыгнул с блина и вцепился в край твари. Она заверещала: «Квирриии!» — и начала менять форму. Хорошо! Теперь можно будет поработать.
Перемены произошли неуловимо для глаз. Кабан почувствовал, как на него накатывается смущение, он моргнул и понял, что держит за руку и смотрит в большие карие глаза самой ошеломительной красавицы из всех, каких ему доводилось видеть. (Иди… иди ко мне… скорее… — шелестел телепатический сигнал.) У нее были длинные темно-золотистые волосы, блестящий шелк не полностью прикрывал ее волнующие… ее волнующие…
…и она так тяжело дышала, так колыхалась, так тянула его за руку, так улыбалась, что у него остановилось сердце.
— Вуаааа — Кабан! Отли-и-и-чно! Хватай его, парень, хватай его!
Голос Костолома был странно далеким, словно Кабан и его… противник?., перенеслись куда-то в уединенное место далеко-далеко, за тысячу миль, за тысячу световых лет. (Да, да… схвати меня… тебе понравится, очень понравится…) И в какой-то неуловимый момент Кабан подумал, что это было бы чудесно, совершенно чудесно, просто невероятно чудесно. Во имя Земли, да. О да.
А потом словно волна кислорода захлестнула мозг, а может, это было вязкое дыхание инопланетянина, только гипнотические чары чуть раздвинулись, и сердце начало биться вновь, и он, вздрогнув, осознал, что зачарованно опускается на ковер, добровольно вверяя себя объятиям этого… несравненного создания.
— Сбрось с себя эту чертову потаскуху, Джастин! — завопил кто-то, возможно, его мать.
…Метаморф с Эктры.
— Оооооо, Боооожжжжее! — запыхтел он, прочищая мозги и понимая, что еще секунда и его лопатки коснутся ковра, повинуясь мягкому давлению этой… секс-бомбы…
Вес женщины уже пригвождал его к ковру. А разум все еще был затуманен… но не настолько, чтобы он не смог сделать последнее, отчаянное, безнадежное усилие.
Он вытянул руки и пощекотал ее ребра.
— Брии-ххиии-хииииии! — завизжал метаморф, разражаясь неудержимым смехом и отпуская захват.
Кабан выскользнул из-под противника, умудрившись, однако, не отводить пальцы от ребер. Он тяжело дышал от возбуждения, но его хрипы тонули в пронзительном смехе.
— Криии-хи-хи (перестань) — хи-хии крии (перестань) — хиии-хии-хии (пожалуйста, перестань!) — хии…
Кабан старался не обращать внимания на телепатические призывы, бомбардирующие мозг. Он обнимал и тискал чудесное создание, гораздо более совершенное, нежели любая женщина, о которой он когда-либо мечтал, лелеял ее в объятиях… и немилосердно щекотал.
— Крии-хи-хи (перестань, пожалуйста, перестань!)…
— КАБАН, ОСТАЛОСЬ ДЕСЯТЬ СЕКУНД!!!
Смех бесподобного существа оказался заразительным, и Кабан упал на нее, тоже едва сдерживая приступ хохота. Он прижал ее спиной к ковру, одновременно сгибая руку в двойном нельсоне, а правой рукой продолжая щекотать эту потрясающую…
— Вак! Чириииииииик! Эктрианец на лопатках! Матч окончился победой землянина! — проржал кентавр-рефери.
Уже положив противника на лопатки, Кабан все еще не мог остановиться и перестать щекотать его, но рев толпы заставил его в растерянности поднять глаза, и первое, что он увидел за мельтешащими ногами рефери, был Херми Костолом, подпрыгивавший, словно танцующий буйвол. Голос друга был неразличим в вое публики, но это уже не имело значения. Второе, что различил Кабан, был кентавр, наклонившийся над ним с нескрываемым изумлением в глазах.
— Человек, я не знаю, как ты это сделал, — сказал рефери, помахивая ластой. — Но прими мои поздравления. И если ты не слезешь немедленно с противника, я буду вынужден в качестве штрафа отменить результаты матча.
— А? — Кабан торопливо отпустил эктрианца и сел на пятки, моргая от изумления. Нетвердо поднявшись на ноги, он протянул руку и помог противнику встать с ковра.
Вставая, эктрианец-женщина надула губки. Но через мгновение губы растянулись в усмешку, а затем в ослепительную улыбку. «Улыбку?» — подумал Кабан.
— «Земля!», «Земля!», «Земля!», «Земля!», «Земля!» — с нарастающей мощью затянули трибуны. Все повскакивали на сиденья. — Номер Первый! Первый! Первый!
— ПОРА, КАБА-А-АН! — гремел Херми Костолом, бегая вдоль боковой линии и потрясая кулаками.
— Посмотри в камеру, Джастин, посмотри в камеру! — Мать почти уже влезла на ковер, неистово тыкая пальцем в сторону трибун, где маячил отец с камерой.
Кабан слабо улыбнулся и посмотрел на эктрианца. Он все еще оставался тем восхитительным созданием, только улыбка продолжала растягиваться, обнажая сверкающие зубы, пока не заняла практически все лицо. А затем Кабан с содроганием понял, что это лицо понемногу исчезает, остается одна улыбка. И так он стоял, моргая и наблюдая, как исчезает и улыбка, пока эктрианец не исчез вовсе. Кабан ошеломленно повернулся к рефери, который разглядывал табло и не видел, что происходило на ковре.
— Джастин! Попроси его проделать это еще раз! Папа упустил момент!
Кабан растерянно оглядывался, вяло помахивая публике рукой.
— Послушай, э-э-э… — пробормотал он в адрес отсутствовавшего противника, — хороший был матч.
