стояли возле царя Иосифа.
Казалось, забыты прежние обиды, и все подданные Кагана, как в старые добрые времена, сплотились перед лицом грозной опасности. Но насколько прочным будет это объединение, могла проверить только битва…
Измученные, почерневшие от недосыпания царские писцы едва успевали заносить в свои книги прибывавших воинов, и их число уже приближалось к заветной цифре — пятьдесят тысяч. Войско множилось на глазах, и царь Иосиф без прежнего трепета выслушивал известия о приближении по Волге русской судовой рати, а по степям — русской и печенежской конниц.
На военном совете было решено не утомлять хазарское войско длинными переходами и сражаться здесь, под самыми стенами Итиля.
Глава 11. БИТВА У ВОЛГИ
Царь Иосиф считал самыми искусными воителями мусульман-арабов и перед сражением выстроил свое войско по арабскому образцу, в четыре боевых линии.
Первая линия — «утро псового лая». Она называлась так потому, что состояла из конных лучников, которые, как охотничьи псы, должны были смелыми наскоками и ливнем стрел раздразнить противника, заставить его расстроить ряды. В эту линию царь Иосиф поставил кара-хазар, [19] быстрых наездников, пастухов и табунщиков, жилистых, злых, со смуглыми лицами и множеством туго заплетенных косичек, которые свешивались из-под войлочных колпаков. Кара-хазары не носили доспехов, чтобы не стеснять движений, и были вооружены луками и дротиками.
Вторая линия — «день помощи». Она как бы подпирала конных лучников и составлялась из тяжеловооруженных всадников, одетых в кольчуги, железные нагрудники, шлемы. Длинные копья и мечи, палицы и боевые топоры составляли ее вооружение. Тяжелая конница всей своей массой обрушивалась на врага, уже ошеломленного лихими наскоками кара-хазар. Здесь у царя Иосифа были поставлены дружины беков, белые хазары, — рослые, плечистые, гордые прошлыми заслугами и почетным правом служить в отборной панцирной коннице.
Но если и «день помощи» не добивался успеха, то вся конница расходилась в стороны и пропускала вперед третью боевую линию — «вечер потрясения». Пешие ратники этой линии, бесчисленные, как камыши в дельте Волги, стояли стеной, опустившись на одно колено и прикрываясь щитами. Древки своих длинных копий они упирали в землю, а острия склоняли в сторону противника. Преодолеть эту колючую изгородь было не легче, чем добраться голым пальцем до кожи ежа. Нападающие истекали кровью в бесплодных атаках, а потом на них, ослабевших и упавших духом, снова обрушивалась с флангов панцирная конница.
Наконец, позади всех ждала своего часа последняя боевая линия, которую арабы называли «знамя пророка», а хазары — «солнце кагана». Здесь, возле большого золотого круга, изображавшего солнце, собиралась наемная гвардия мусульман-арсиев.
Арсиев берегли. Они вступали в бой только при крайней необходимости. Зато им доставалась львиная доля добычи. Они вырубали дамасскими мечами и бегущих врагов, и своих же воинов, если те, дрогнув, начинали отступать. Арсии были последней надеждой царя Иосифа, они не знали пощады и не ждали ее от врага. Верность и жизнь их были давно оплачены царским золотом…
Окруженный железными рядами арсиев, царь Иосиф стоял на помосте под золотым кругом и смотрел, как впереди, на зеленой равнине, разворачивается для боя войско князя Святослава.
Руссы приближались медленно, и царю показалось даже, что они намеренно оттягивают начало битвы. Не устрашился ли князь Святослав, узрев перед собой столь многочисленное и грозное войско? Не завяжет ли переговоры? Можно посулить серебра и товаров, чтобы руссы искали добычу в других землях. Разумнее пожертвовать частью богатства, чем рисковать всем. Может, и князь Святослав думает так же?
Даже самому себе царь Иосиф боялся признаться, что мысли эти были порождены неуверенностью в войске. Когда он утром объезжал ряды хазарской конницы и пехоты, воины встречали царя угрюмо и обреченно. На их лицах не было той восторженной готовности к самопожертвованию, без которой невозможно добыть победу. Хазарское войско показалось царю похожим на дерево, с виду могучее, но на самом деле уже надломленное, готовое рухнуть от бури.
Только арсии были спокойны и бесстрастны. Для них, потомственных воинов, война была просто работой, пусть опасной, но — работой. Ничего другого они делать не умели и будут сражаться, как разъяренные быки.
Иосиф подумал, что не следует бросать их в сечу: в случае чего, они прикроют бегство царя. Подумал — и ужаснулся. Неужели это предчувствие поражения?
А пешие руссы медленно приближались, вытягиваясь клином. На острие клина шли богатырского роста воины в железных панцирях и шлемах, глубоко надвинутых на брови: живот, бедра и даже голени воинов были обтянуты мелкой кольчужной сеткой, непроницаемой для стрел. Руки в железных рукавицах сжимали устрашающе большие секиры. Вправо и влево от дружины богатырей-секироносцев — сплошные линии длинных красных щитов, прикрывавших пеших руссов почти целиком. Над щитами поблескивали острия копий.
На крыльях русского войска неторопливо двигалась конница: справа — светлая, переливающаяся железом дружинных доспехов; слева, ближе к Волге, — черная, зловещая. Царь Иосиф догадался, что это печенеги. Там слабое место всего строя. С печенегами хазары умели воевать и знали, что они быстры, но нестойки в рукопашном бою. Но пока рано думать о печенегах. Главное — пешая рать руссов. Если сокрушить пешую рать, печенеги сами разлетятся, как брызги от брошенного в лужу камня…
Царь Иосиф поднял вверх обе руки.
Арсии вскинули копья и разом испустили грозный боевой клич, от которого качнулся золотой круг над головой царя. Заревели медные трубы, возвещая о начале битвы.
Завизжали, завыли кара-хазары, подобно гончим псам рванулись на русский строй, натянули луки. Непрерывным весенним ливнем полились оперенные железом стрелы.
Руссы продолжали идти мерным тяжелым шагом, от которого вздрагивала земля. В строю не было заметно павших, только щиты обрастали щетиной вонзившихся стрел. «Утро псового лая» минуло бесполезно.
Снова затрубили хазарские медные трубы. Повинуясь их зову, мимо расступившихся конных лучников промчались белые хазары, все сокрушающий «день помощи». Звеня доспехами, тяжелая конница докатилась до красных русских щитов и остановилась, словно натолкнувшись на крепостную стену. Задние всадники напирали на передних, а те пятились от колючей изгороди копий.
Все смешалось. Белые хазары кружились на месте, не в силах прорвать строй руссов и уже не в состоянии вырваться из схватки. Медленно поднимались и опускались огромные секиры руссов. Хазарские шлемы раскалывались, не выдерживая сокрушительных ударов. Кучки всадников вырывались из сечи, скакали, нахлестывая коней, подальше от страшного русского клина. «День помощи» рассыпался на глазах. Царь Иосиф с ужасом понял, что первых двух линий у него уже нет, что рассеянную конницу больше не собрать и не бросить вперед, ей едва под силу сдерживать печенегов и конных дружинников князя Святослава, если они попытаются окружить царское войско.
Иосиф думал только о том, как бы продержаться до темноты и укрыть остатки войска за городскими стенами. Пехотинцы «вечера потрясений» должны остановить руссов, остановить во что бы то ни стало!
Но клин русского войска вонзился в толпу хазарских пехотинцев неожиданно легко, как топор в вязкую глину. Началась сеча грудь в грудь, в которой побеждает тот, кто сильнее духом. В тесноте воины отбрасывали бесполезные копья и сражались мечами, топорами, кинжалами. Перешагивая через чужих и своих павших, поскальзываясь на мокрой от крови траве, выкрикивая хриплыми голосами боевые призывы, руссы напирали, и царь Иосиф почувствовал, что «вечер потрясений» долго не выстоит.
