Седьмой сын

– Не ври, – строго приказал Сказитель. – Я вдруг увидел, как ты забился в страхе, словно тебе явилось какое-то ужасное видение.

– Это было не видение, – сказал Элвин. – Меня как-то раз посетило видение, поэтому я знаю, как оно выглядит.

– Да? – удивился Сказитель. – И что же за видение у тебя было?

– Ко мне явился Сияющий Человек, – ответил Элвин. – Я прежде никому о нем не рассказывал и вовсе не горю желанием говорить об этом сейчас.

Сказитель не стал давить на него:

– Хорошо, допустим, это было не видение – но что тогда?

– Ничто.

Он сказал правду, хотя знал, что ответ вряд ли удовлетворит Сказителя. Но если ему не хотелось отвечать? Раньше, когда он пытался поговорить с кем-нибудь на эту тему, над ним смеялись. Ведь только несмышленое дитя пугается непонятного Ничто.

Но Сказитель не отставал от него:

– Знаешь, Эл-младший, всю свою жизнь я мечтал о настоящем видении. И тебе оно явилось, здесь, прямо сейчас, посреди бела дня. Глаза твои широко распахнулись, ты увидел нечто ужасное, аж дыхание перехватило. Говори немедленно, что ты видел.

– Я уже сказал! Ничто! – Взяв себя в руки, он повторил немного потише:

– Это было ничто, Пустота, и тем не менее я ее видел. Она похожа на марево, когда движется.

– И ты видел эту Пустоту, это Ничто?

– Оно проникает повсюду. Забирается в маленькие щели и начинает разрушать. Оно просто трясет и трясет, пока не остается одна пыль, и тогда оно принимается трясти пыль. Я пытаюсь остановить его, но оно растет, становится все больше и больше, катится вперед, пока не заполнит небо и землю.

Элвин ничего не мог с собой поделать. Его бил озноб, хотя на нем было столько вещей надето, что он напоминал толстого маленького медвежонка.

– И сколько раз ты видел эту картину?

– Она является ко мне, сколько я себя помню. Постоянно, от нее не отвязаться. Хотя иногда я начинаю думать о другом, и она отступает.

– Куда?

– Назад. За пределы зрения.

Элвин встал на колени и сел на землю, чувствуя, как кружится голова. В выходных штанах он сел прямо на мокрую траву, но даже не заметил этого.

– Когда ты заговорил о распространяющихся по миру словах, я сразу увидел эту пустоту.

– Если сон возвращается вновь и вновь, значит, он пытается донести до тебя правду, – объяснил Сказитель.

Старик пришел в такое возбуждение, что Элвин подумал: а понимает ли он, как это на самом деле страшно?

– Это не одна из твоих историй, Сказитель.

– Я должен понять, – ответил Сказитель, – и тогда сложится новая история.

Он опустился рядом с Элвином и долго молчал, что-то обдумывая. Элвин также молчал, бессмысленно играя с травой. Наконец он не смог больше сдерживаться.

– Наверное, ты не можешь понять всего на свете, – сказал он. – Может быть, это я свихнулся. Может, кто-нибудь наложил на меня чокнутое заклятие.

– Послушай, – Сказитель, похоже, не услышал его, – я здесь придумал кое-какое объяснение. Давай я тебе его изложу, а потом посмотрим, стоит ли оно доверия или нет.

Элвин терпеть не мог, когда на него не обращают внимания:

– А может быть, это ты где-нибудь подцепил чокнутые чары, подумай об этом, а, Сказитель?

Но Сказитель опять не слышал:

– Вся Вселенная есть сон разума нашего Господа, и пока Он спит. Он верит, воплощая ее в действительность. Ты же видишь Бога просыпающегося, постепенно приходящего в себя после долгого сна. Его сознание разрывает пелену сновидения и разрушает Вселенную. В конце концов он проснется, сядет, протрет глаза и скажет: «Да, ну и сон мне приснился, жаль, что не запомнился». Тут-то нас и не станет. – Он испытывающе поглядел на Элвина.

– Ну как?

– Если ты веришь в это, Сказитель, то ты дурак психованный, как любит выражаться Армор.

– Да, любит он так говорить… – Внезапно Сказитель рванулся вперед и схватил Элвина за запястье. Элвин совершенно не ожидал этого, поэтому выронил то, что держал в руке. – Нет! Подними сейчас же! Ты посмотри, что ты делаешь!

– Да я так, с травой играл…

Сказитель нагнулся и поднял выроненную Элвином корзиночку. Она была совсем крошечной, с полпальца величиной, сплетенная из осенних трав.

– Ты ее только что сделал.

– Вроде бы, – признался Элвин.

– Но зачем?

– Сделал, и все тут.

– Ты что, даже не думал?

– То же мне, важная штука. Я раньше много таких плел для Кэлли. Когда Кэлли был маленьким, он звал их жучиными гнездышками. Они быстро рассыпаются.

– Ты увидел ничто и поэтому должен был что-то сотворить.

Элвин снова поглядел на корзиночку.

– Может быть.

– Ты часто так поступаешь?

Элвин постарался припомнить, что происходило после того, как к нему являлся дрожащий воздух.

– Ну, я всегда чем-нибудь занимаюсь, – сказал он. – Что с того?

– Но ты не можешь прийти в себя, пока что-нибудь не сделаешь. Увидев пустоту, ты обязательно должен что-нибудь сотворить.

– Честно говоря, работы у меня хватает…

– Работа здесь ни при чем. Деревья рубить – ведь это не работа для тебя. Яйца собирать, воду носить, сено косить – это тебе не помогает.

Теперь и сам Элвин начал понимать, что подразумевает Сказитель. А ведь правда, насколько он помнил, все так и было. Проснувшись после ночного кошмара, он никак не мог успокоиться. Ему обязательно надо было что-то сделать: сплести что-нибудь, поставить стог, вырезать из кукурузного початка куколку для какой-нибудь из племянниц. Такое же беспокойство одолевало его, когда видение являлось днем, – все валилось из рук, пока он не создавал то, чего раньше не было. Хотя бы горку камней, хотя бы кусочек каменной стены.

– Правда? Ты так спасаешься каждый раз?

– В основном.

– Тогда позволь мне назвать имя той Пустоты. Это Развоплотитель, проще говоря, Разрушитель.

– Никогда не слышал о таком, – удивился Элвин.

– Я тоже – до сегодняшнего дня. Это потому, что он предпочитает таиться. Он враг всего существующего. Желания его упираются в одно: разнести все в пыль и топтать ту пыль, пока вообще ничего не останется.

– Но если разрушить все в пыль, потом разрушить пылинки, пустоты не получится, – нахмурился Элвин. – Получится еще больше пылинок помельче.

– Заткнись и слушай, – отрезал Сказитель.

Элвин привык к такому ответу. Сказитель говорил это Элвину-младшему чаще, чем кому бы то ни было,