поглощаю столько пищи, сколько раньше не ел за целый день.
– Ничего, ничего, нарасти немного мясца на кости, – усмехнулась Вера, шлепнув ему на тарелку пару горячих блинов, обильно намазанных сверху медом.
– Да в меня уже не лезет, – запротестовал Сказитель.
Блины мигом стащила чья-то проворная рука.
– Я помогу, – предложил Эл-младший.
– Не прыгай вокруг стола, – приказал Миллер. – Кроме того, в тебя эти два блина тоже не влезут.
Эл-младший в мгновение ока доказал ошибочность утверждений отца. Затем они смыли с рук липкий мед, надели рукавицы и пошли к повозке. На востоке пробивался первый свет, когда подъехали Дэвид и Кальм, жившие неподалеку. Эл-младший вскарабкался на задок повозки, где пристроился среди инструментов, веревок, палаток и корзин с едой, – назад они должны были вернуться не раньше чем через пару дней.
– А… близнецов и Меру ждать не будем? – огляделся вокруг Сказитель.
Миллер вспрыгнул на повозку.
– Мера поехал вперед, валит деревья для дровней. А Нет и Нед останутся дома. Будут кругами по нашим семьям ездить. – Он усмехнулся. – Нельзя ж оставлять женщин одних, когда вокруг только и говорят о кровожадных краснокожих, шляющихся поблизости.
Сказитель улыбнулся в ответ, с облегчением отметив, что Миллер вовсе не так беспечен, как кажется.
Путь до каменоломни был неблизкий. По дороге они миновали останки телеги с разломанным жерновом, возлежащим посредине.
– То была наша первая попытка, – объяснил Миллер. – Но высохшая ось не выдержала и подломилась, а холм, как видишь, крутой – телега так и полетела вниз.
Они подъехали к приличной ширины ручью, и Миллер рассказал, как они дважды пытались спустить жернов вниз по течению на плоту, но оба раза плот быстро тонул.
– Не везло нам, – развел руками Миллер, но по выражению его лица было видно, что каждую неудачу он воспринимал как личное оскорбление, будто кто-то специально мешал ему привезти жернов на мельницу.
– Поэтому-то мы и решили воспользоваться на сей раз дровнями, – встрял Эл-младший, наклонившись с задка телеги. – Они не упадут, не развалятся, а если какая неприятность случится – это всего лишь бревна, которых можно нарубить кучу.
– Все будет нормально, – сказал Миллер, – если дождь не пойдет. Или снег.
– Небо выглядит чистым, – заметил Сказитель.
– Небо – известный притворщик, – хмыкнул Миллер. – Когда доходит до настоящего дела, вода все время становится мне поперек дороги.
Они добрались до каменоломни, когда солнце стояло высоко в небе, хотя до полудня было еще далеко. Обратный путь, разумеется, будет куда дольше. К их приезду Мера успел свалить шесть крепких молоденьких деревьев и около двадцати поменьше. Дэвид и Кальм сразу приступили к работе, обрубая ветви и сучки, чтобы не цеплялись за дорогу. Элвин-младший, к удивлению Сказителя, достал инструменты и направился прямиком к скалам.
– Ты куда? – окликнул Сказитель.
– Пойду найду место получше, – ответил Эл-младший.
– Он чувствует камень, – объяснил Миллер. И замолчал, не желая больше ничего говорить.
– А когда найдешь, что будешь делать? – спросил у Элвина Сказитель.
– Буду рубить жернов.
И Элвин уверенно запрыгал вверх по тропинке, гордясь тем, что ему поручена взрослая работа, – типичный мальчишка.
– И с камнем обращаться он умеет, – подтвердил Миллер.
– Ему всего десять лет, – обратил внимание Сказитель.
– Первый свой жернов он вырубил в возрасте шести.
– Говоришь, дар у него такой?
– Ничего я не говорю.
– Так скажи, Эл Миллер! Скажи, ты, случаем, не седьмой сын?
– А с чего ты спрашиваешь?
– Знающие люди поговаривают, что седьмой сын седьмого сына умеет видеть суть вещей. Из них получаются отличные лозоходцы.
– Неужели и вправду так говорят?
Подошел Мера и встал лицом к отцу, скрестив руки на груди. Юноша был явно чем-то раздражен.
– Пап, что плохого, если ты наконец расскажешь ему? Да все в округе знают об этом.
– А может, мне кажется, что Сказитель уже знает больше, чем мне хотелось бы?
– Постыдился бы говорить такое человеку, который не раз доказал свою дружбу.
– Он не обязан ничего рассказывать, если не хочет, – вступил в спор Сказитель.
– Тогда я отвечу тебе, – сказал Мера. – Да, ты прав: папа – седьмой сын.
– Как и Эл-младший, – заметил Сказитель. – Верно? Вы никогда об этом не упоминали, но, насколько мне известно, собственное имя дается либо первенцу, либо седьмому сыну.
– Наш старший брат Вигор погиб в реке Хатрак за несколько минут до того, как родился Эл-младший, – объяснил Мера.
– Хатрак… – проговорил Сказитель.
– Ты бывал там? – спросил Мера.
– Я бывал везде. Но почему-то мне кажется, я должен был вспомнить об этой речке гораздо раньше, хотя никак не могу взять в толк почему. Седьмой сын седьмого сына… Он магией вызовет жернов из скалы?
– О магии мы стараемся не говорить, – сказал Мера.
– Он вырубит его, – ответил Миллер. – Как самый обычный каменотес.
– Он
– Скажем так, – снова заговорил Мера, – когда
– Было бы здорово, – сказал Миллер, – если бы ты остался здесь и помог парням обтесать деревья. Нам понадобятся крепкие дровни и хорошие, гладкие шесты, чтобы выкладывать дорогу.
Того, что было у него на душе, он не сказал, но слова его толковались однозначно: «Оставайся внизу и не задавай слишком много вопросов об Элвине-младшем».
Поэтому Сказитель все утро и большую часть дня проработал с Дэвидом, Мерой и Кальмом под мерный звон железа о камень, доносившийся сверху. Стук Элвина-младшего задавал ритм всей работе, хотя никто ни словом об этом не обмолвился.
Вот только Сказитель не привык работать в тишине. А раз остальные поначалу предпочитали хранить молчание, рассказывал в основном он. И поскольку трудился он на равных со взрослыми мужчинами, а не с детьми, он рассказывал вовсе не о приключениях, героях и трагических смертях.
Большую часть времени он посвятил саге о Джоне Адамсе 36. Как дом его был сожжен бостонской толпой, после того как Адамс выиграл дело десяти женщин, обвиненных в колдовстве. Как Алекс Гамильтон 37 пригласил его на остров Манхэттэн, где они вдвоем основали совместное юридическое дело. Как в течение десяти лет они убеждали голландское правительство открыть неограниченный въезд в колонии для неголландских иммигрантов и как англичане, шотландцы, валлийцы и ирландцы составили большую часть поселенцев Нью-Амстердама и Нью-Оранжа, хотя в Новой Голландии их было пока очень мало. Как в тысяча семьсот восьмидесятом году два юриста заставили Англию принять второй официальный язык, как раз перед тем как голландские колонии стали тремя из семи первоначальных штатов, объединенных «Американским Соглашением».
– Спорю на что угодно, в конце концов голландцы возненавидели эту парочку, – отозвался Дэвид.
– Они были слишком хорошими политиками, чтобы допустить это, – промолвил Сказитель. – И тот, и другой говорили на голландском подчас лучше коренных голландцев, а дети их учились в голландских
