– Ты человек, вот и все, – ответствовал Посетитель. – По чьему образу и подобию ты сотворен? Я послал тебя нести мое слово в тот дом, а вместо этого
– Христианином! – вскричал Троуэр. – Прости меня и снова назови христианином!
– У тебя был нож в руке, но ты отложил его в сторону.
– Я не хотел!
– Ты слаб, слаб, слаб, слаб, слаб…
Все чаще повторяя это слово, Посетитель растягивал его дольше и дольше, пока каждый повтор сам по себе не превратился в песню. Ведя свою песнь, Посетитель принялся ходить кругами по церкви. Он не бегал, но ноги его двигались необычайно быстро, намного быстрее ног обычного человека.
– Слаб, слаб…
Он двигался стремительно, и Троуэру приходилось вертеться на месте, чтобы не упустить его из виду. Ноги Посетителя уже не касались пола. Он скользил по стенам, плавно и легко, как таракан, сливаясь в движении. Потом он принялся мелькать еще быстрее, пока не превратился в одну сплошную полосу, и Троуэр уже не мог уследить за ним. Священник облокотился на алтарь, обратившись лицом к пустым церковным скамьям, и стал смотреть за мельканием Посетителя. Раз, еще раз, еще.
Постепенно Троуэр понял, что Посетитель изменил форму, вытянулся, превратившись в длинного ловкого зверя, ящера, аллигатора, блестящего сияющей чешуей. Он рос, пока тело его не вытянулось, полностью окольцевав комнату, – вокруг священника метался громадный червь, зажавший в зубах собственный хвост.
И Троуэр осознал, насколько ничтожен, никчемен он по сравнению с этим прекрасным созданием, которое переливалось тысячами цветов и оттенков, сияло внутренним огнем, вдыхало тьму и выдыхало свет. «Я поклоняюсь тебе! – закричал Троуэр про себя. – Ты олицетворяешь то, чего я всегда жаждал! Поцелуй меня, изъяви свою любовь, дабы и я мог вкусить твоей славы!»
Внезапно Посетитель остановился, и к священнику протянулись громадные челюсти. Вовсе не затем, чтобы поглотить целиком, ибо Троуэр знал, он не стоит даже этого. Теперь он осмыслил ужасное положение человека: он висел над адской пропастью, как паучок на тоненькой ниточке. И Бог поддерживал его только потому, что даже разрушения он не стоил. Бог не испытывал к нему ненависти. Троуэр был отвратителен, и Бог презирал его.
Троуэр заглянул в глаза Посетителя и отчаялся. Ибо ни любви в них не было, ни прощения, ни гнева, ни презрения. Глаза зияли абсолютной пустотой. Чешуйки слепили, рассыпая искры внутреннего огня. Но глаза огня не испускали. Даже черноты в них было не видно. Их просто не было, ужасающая пустота дрожала вместо них, ни секунды не стоя на месте. Это было отражение Троуэра, он представлял собой ничто, и если он останется жить на этой земле, то будет бесполезно занимать драгоценное пространство. Оставался единственный выход – самоуничтожиться, рассоздаться и вернуть миру былую славу, которую бы он обрел в случае, если б Филадельфия Троуэр никогда не появлялся на свет.
Армора разбудила истовая молитва Троуэра. Свернувшись в комочек, он спал у плиты Франклина. Может быть, растопив ее так жарко, он чуть-чуть перестарался, но тогда он ничего не ощущал – холод сжигал его. К тому времени, как он добрался до церкви, рубашка покрылась коркой льда. За сожженный уголь он расплатится, привезя пастору вдвое больше угля.
Армор хотел заговорить, дать Троуэру знать о своем присутствии в церкви, но, услышав молитву, мигом позабыл все слова. Священник говорил о ножах и артериях, о том, что ему следовало разрезать на части врагов Господа. Спустя минуту-другую до Армора дошел смысл молитвы: Троуэр пошел с ним не затем, чтобы спасти мальчика, он хотел убить его! «Да что ж такое происходит? – подумал Армор. – Христианин избивает жену, верующая жена заколдовывает мужа, а священник задумывает убийство и просит прощения, что не смог совершить это ужасное преступление!»
Молитва Троуэра неожиданно оборвалась. Голос его охрип, а лицо покраснело – такое впечатление, что его вот-вот должен хватить удар. Но нет. Троуэр поднял голову, как будто к кому-то прислушиваясь. Армор тоже напряг слух и действительно что-то расслышал: далекий разговор, словно люди кричат друг другу в бурю, а ветер тут же уносит их слова, и не можешь расслышать, о чем именно идет речь.
«А, знаю, в чем дело, – догадался Армор. – Преподобному Троуэру явилось видение».
И в самом деле, Троуэр говорил, а далекий, призрачный голос отвечал. Внезапно священник завертелся на одном месте, быстрее и быстрее, будто разглядывая что-то на стенах. Армор попытался рассмотреть, что он там увидел, но ничего не понял. Словно тень внезапно набежала на солнце – ее приближения не видно, и уходит она незаметно, только на секунду вдруг становится темнее и холоднее. Вот что увидел Армор.
Затем тень пропала. Армор увидел дрожь в воздухе, отдельные лучики ослепительного сияния, которое испускает солнце, попавшее в стакан. Неужели Троуэру явился в своем сияющем обличье Господь, как явился когда-то к Моисею? Судя по лицу пастора, вряд ли. Армор никогда в жизни не видал подобного лица. Так выглядит человек, на глазах у которого секунду назад убили сына.
Дрожь и сияние бесследно растворились. Церковь поглотила тишина. Армор хотел подбежать к Троуэру, спросить его: «Что ты видел? Какое видение тебе явилось? Было ли это пророчество?»
Но, похоже, Троуэру не хотелось выслушивать какие-либо вопросы. На его лице по-прежнему стояло желание смерти. Проповедник очень медленно, шаркая ногами, отошел от алтаря. Он побродил среди церковных скамеек, периодически натыкаясь то на одну, то на другую, очевидно, ему было все равно, куда идет его тело. В конце концов он остановился у окна, глядя в стекло. Но Армор понимал, что сейчас священник не видит ничего и никого, просто стоит с широко открытыми глазами, побледнев, как сама смерть.
Преподобный Троуэр поднял правую руку, разжал пальцы и положил ладонь на стекло. Надавил. Он нажал на него так сильно, что стекло прямо на глазах у Армора выгнулось, готовое вот-вот треснуть.
– Остановитесь! – закричал Армор. – Вы порежетесь!
Троуэр не подал и виду, что слышал окрик. Он продолжал давить. Армор направился к нему. Надо остановить этого человека, прежде чем он разобьет стекло и перережет себе все вены на руке.
С громким звоном стекло разбилось. Рука Троуэра по плечо исчезла в ночной темноте. Проповедник улыбнулся. Подавшись немного назад, он приложил запястье к торчавшим из рамы зубьям острых осколков и с видимым наслаждением принялся водить рукой по битому стеклу.
Армор попробовал оттащить Троуэра от окна, но священник проявил силу, которой Армор раньше в нем никогда не замечал. Армору ничего не оставалось делать, кроме как разбежаться и в прыжке сбить пастора с ног. Капли крови расплескались по полу. Армор схватил руку Троуэра, из которой хлестала кровь. Троуэр попытался откатиться от него. Выбора у Армора не было. Впервые с тех пор, как он стал христианином, Армор сжал кулак, коим и врезал Троуэру прямо в челюсть. Голова священника откинулась назад, с громким стуком врезалась в пол, и Троуэр на время потерял сознание.
«Надо как-то кровь остановить», – подумал Армор. Но сначала следовало вытащить из раны стекло. Некоторые осколки едва вонзились в кожу, поэтому их удалось просто стряхнуть. Но другие, особенно мелкие, вошли глубоко, торчали самые кончики, а скользкая и густая кровь мешала как следует их ухватить. Наконец Армор вытащил все осколки, которые смог найти. К счастью, кровь не лилась сплошным потоком, значит, основные вены не пострадали. Армор стащил через голову рубашку, оставшись голым по пояс. Из разбитого окна дул морозный воздух, но он не замечал холода. Разодрав рубаху на полосы, Армор сделал бинты. После чего перевязал раны и остановил кровь. Бессильно опустившись на пол, он стал ждать, когда к Троуэру вернется сознание.
Очнувшись, Троуэр изрядно удивился, обнаружив себя живым. Он лежал на спине на твердом полу, укрытый каким-то одеялом. Голова раскалывалась от боли. Рука саднила. Он помнил, что пытался перерезать вены, и знал, что должен попробовать покончить с собой еще раз, но настойчивое желание смерти, которое он ощущал прежде, исчезло. Он вызвал в памяти образ Посетителя, обернувшегося громадным ящером, его пустые глаза – не помогло. Троуэр не мог вспомнить, что он тогда ощутил. Хотя знал: ничего ужаснее он не видел.
Рука была туго перевязана. Кто наложил бинты?
Он услышал звук падающих капель. Затем хлопки мокрой тряпки по дереву. В тусклом зимнем свете он разглядел, что кто-то моет стены. Одна из оконных рам была наспех заделана деревянной панелью.
– Кто здесь? – спросил Троуэр. – Кто ты?
