«Я не хочу слышать твой голос, — обратился Язон к возникшему из далекого прошлого образу отца. — Я не имею к тебе никакого отношения. У меня нет отца».
— Я не боюсь тебя, — ответила Ююл. К кому она обращалась — к Гомеру или к Улиссу? — Может, я сильнее, чем ты думаешь.
Но про себя она думала: «Даже если я лишусь самой себя и стану лишь частицей Гомера, да будет так».
Улисс расхохотался. Как будто прочитав ее мысли, он сказал:
— Не женись на ней, Гомер. Она с радостью готова стать получеловеком.
— О чем мы вообще говорим? — немного нервно рассмеялась Ююл.
— Мне плевать, на ком или на чем женится мой сын, — наклонился к ней Улисс. — Он не просит моего благословения и никогда не попросит. Но слушайте внимательно, юная леди. Речь идет о тебе и мне, а вовсе не о нем и тебе. Ты зачнешь от него ребенка, и это непременно должен быть мальчик, у которого будут такие же голубые глаза, как у меня. Если не получится с первого раза, ты будешь рожать до тех пор, пока не родишь того, кого нужно. Я не допущу, чтобы ты оставила меня без преемника только потому, что слишком слаба. Ведь ты бы даже и имени своего не помнила, не шепчи его тебе Гомер на ушко каждую ночь.
Эта речь привела ее в ярость:
— Не вашего ума дело, сколько у меня будет детей, мальчиков или девочек, и какого глаза будут их цвета… Какого цвета глаза! — Она так разозлилась, что даже начала путать слова. Улисс же лишь смеялся ей в лицо.
— Не обращай внимания, — успокоил ее Гомер.
«Не теряй самообладания!» — крикнул подслушивающий Язон.
— Он любит строить из себя эдакого сукина сына, — продолжал Гомер. — Он просто испытывает тебя на прочность, проверяет, сможешь ли ты выдержать его натиск.
— Не смогу, — призналась Ююл, в самый последний момент попытавшись обратить сорвавшуюся с губ правду в неловкую шутку.
Улисс же пожал плечами:
— Мне-то что? Роди от Гомера сына с глазами цвета чистого неба, вот и все. И назови его Язоном, в честь моего отца. Мы передаем эти древние имена из поколения в поколение столько лет, что…
— Отец, ты начинаешь утомлять, — произнес Гомер. Произнес нетерпеливо, сделав ударение на слове «утомлять». Язону захотелось хотя бы на секунду очутиться в прошлом и проникнуть в разум самого Гомера, а не довольствоваться воспоминаниями матери.
— Гомер — это я, — сказал Улисс, — таким же будет сын Гомера.
Вот, значит, какие слова запали ей в душу. 'Гомер — моя копия, таким же будет сын Гомера. Роди сына с глазами цвета чистого неба. Назови его Язоном. Гомер — это я, таким же будет сын Гомерам.
— Я не убийца, — прошептал Язон. Мать вздрогнула.
— Но я вижу, что отец…
Она вскочила и кинулась к нему, опрокинув по дороге стул, протягивая к Джэйсу руку, словно пытаясь зажать ему рот.
— Следи за тем, что говоришь, сынок, разве ты не знаешь, что и у стен есть уши?
— Гомер — это я, — громко сказал Джэйс, — таким же будет сын Гомера.
Мать в ужасе воззрилась на него. Он словно назвал по имени глубокий ее страх. Подчинившись воле Улисса, она произвела на свет еще одного Разумника.
— Не может быть, — прошептала она. — От матери к сыну, только так…
— Должно быть, есть в этом мире и другие возможности, — проронил Джэйс, — а не только те, что кроются в Х-хромосомах и обретают силу, совместившись с пассивной У-хромосомой.
Внезапно она сжала руку в кулак и с размаху ударила по губам лежащего Джэйса. Он вскрикнул от боли; кровь залила рот. Он попытался заорать на мать и едва не захлебнулся. Она же отшатнулась и, всхлипывая, впилась зубами в руку, ударившую сына.
— Нет, нет, нет, — повторяла она. — От матери к сыну, ты чист, ты чист, не его сын — мой, не его сын — мой…
Однако, проникнув в разум матери, Язон увидел, что она смотрит на него теми же самыми глазами, которыми смотрела на любимого мужа. Как ни верти, а у Язона было лицо Гомера Вортинга, хорошо известное всем, даже детям, которых запугивали этим человеком-монстром с самой колыбели. Он был моложе, губы были чуточку полнее, глаза — мягче, и все равно это лицо когда-то принадлежало Гомеру. Мать любила и одновременно ненавидела его за это.
Она стояла посреди комнаты, лицом к двери, и Язон увидел: ей кажется, будто на пороге стоит вернувшийся Гомер, будто он улыбается и говорит: 'Все уладилось, и я вернулся, чтобы вновь мы были с тобой единым целыми. Язон проглотил скопившуюся во рту кровь, слез с кровати, обошел мать и встал перед ней. Она не замечала его. Ее помыслы сосредоточились на любимом муже, который протянул руку, коснулся ее щеки и произнес: «Ююл, я люблю тебя», — и тогда она шагнула навстречу к нему, в его объятия.
— Мама, — позвал Язон.
Она вздрогнула; глаза ее прояснились, и она увидела, что сжимает в объятиях не мужа, а сына с разбитыми губами. Она разразилась рыданиями, приникла к нему, оторвала от пола и, заливая его лицо слезами, дотрагиваясь до окровавленных губ, принялась целовать, повторяя и повторяя:
