— Как бы мне хотелось стать тобой, — сказал Язон.
— А мне — тобой, — ответил Лэрд.
— Дун напустил на меня твика… может, он и не желал мне ничего дурного, только после случившегося я изменился. Когда ощущаешь на себе дыхание смерти, переживаешь такую боль, то начинаешь смотреть на жизнь другими глазами. Остальные воспоминания словно затуманились. Я не очистился, ни в коем случае — я все еще испытывал вину за то, что сделал с собственной матерью, стыдился поступков из прошлого Радаманда, которые, как мне казалось, совершил я. Однако это уже не имело для меня такого значения. Встреча с Дуном стала переломным этапом. Я заново начал отсчитывать дни, и жизнь разделилась на две половины — до и после встречи с Дуном. Он избавил меня от преследований Торрока, обнародовал преступления Радаманда — ни словом, однако, не упомянув о его даре Разумника, — и моего дражайшего кузена сослали на какой-то далекий астероид. Затем Дун сделал из меня пилота. Я действительно пошел по стопам своего отца.
— Такого сновидения у меня еще не было.
— Его и не будет. Мы с Юстицией решили не забивать твой ум незначительными деталями. Ничего особенного, пилотом я стал, как и все остальные. Разве что я был лучше многих. Труднее всего было создавать впечатление, что победы в битвах я одерживаю исключительно благодаря мудрым решениям — а не благодаря дару Разумника. Только представь себе, мне приходилось сидеть и ждать, я в точности знал, что намеревается предпринять враг, — и был беспомощен. Будь у меня развязаны руки, я мог бы спасти намного больше жизней. Всегда я чуть-чуть медлил с ответным ударом, подпускал врага чуть ближе, и люди умирали, чтобы спасти мою жизнь. Вот тебе задача, Лэрд. Как ты думаешь, стоило мне спасти сотню жизней и открыть, что я Разумник, тем самым подписав себе смертный приговор, или лучше было спасти только половину и скрыть свои способности, чтобы выжить и потом спасти еще столько же, и еще, и еще?
— Смотря, в которую половину попаду я — в ту, что спасется, или в ту, что поляжет ради тебя.
Язон нахмурился. Они достали льняную простыню, набросили ее на матрасы и аккуратно подоткнули.
— Медник спит на льняном белье, тогда как я сплю на шерстяном одеяле.
— Шерсть теплее.
— Зато лен не колется.
— Тебе не понравился мой ответ.
— Это мягко говоря. Дело не в том, выживешь ты или погибнешь. Дело в том, какой из этих двух вариантов ПРАВИЛЬНЫЙ. И что правильно, а что не правильно, решать не тебе. Когда же речь заходит о том, что предпочитаешь лично ты, эти понятия вообще перестают существовать.
Лэрд был пристыжен и зол. Зол именно потому, что его заставили почувствовать стыд.
— И что же такого не правильного в желании выжить?
— Выживать умеет каждая собака. Ты что, собака? Только когда ты начнешь заботиться о высшем, а не просто о поддержании жизни в своем теле — только тогда ты станешь человеком. И чем возвышеннее цель, ради которой ты готов и жить, и умереть, тем ты более велик.
— И ради чего ты хотел жить, когда тебя поедал твик? Язон было вспыхнул, но тут же улыбнулся:
— Конечно, сработал инстинкт самосохранения. Прежде всего мы животные, этого никто и не отрицает. Я счел, что должен выжить, чтобы совершить нечто очень важное.
— Например, застелить кровать для странствующего медника?
— Именно об этом я тогда и подумал.
— Ты уже лучше меня говоришь на нашем языке.
— Я говорю на дюжине языков. Ваш язык — это версия наречия, на котором я говорил в детстве. По сути дела, моего родного наречия. Правила одни и те же, слова склоняются одинаково. Эта планета была заселена колонистами с Капитолия. Людьми Абнера Дуна.
— Когда ребенок капризничает, родители обычно говорят: 'Вот будешь плохо себя вести, ночью придет Абнер Дун и утащит тебя amp;.
— Абнер Дун, чудовище…
— Разве это не так?
— Он был мне другом. И единственным другом всему человечеству.
— По-моему, ты сам назвал его дьяволом.
— Да, дьяволом он тоже был. Как бы ты назвал человека, который наслал на вас День, Когда Пришла Боль?
Воспоминания, начавшие было угасать, нахлынули с новой силой: крики Клэни, кровь, пульсирующим ручейком бьющая из ноги человека, которого несли по лестнице, смерть старого писаря…
— Ты смог бы простить его? — спросил Язон.
— Никогда. Язон кивнул:
— А почему?
— Мы были так счастливы. Все шло так хорошо.
— Ага. Но когда Абнер Дун разрушил Империю и разбудил Спящих, все было иначе. Жизнь несла людям только боль и страдания.
— Тогда почему люди не чувствуют к нему благодарности?
— Потому что люди склонны считать, что раньше все было гораздо лучше.
