Я — то существо, что прячется под детской кроваткой. Он вызвал меня из хаоса, чтобы воплотить ужас детских лет.
— А ты не будь таким, — предложила Ванму. — Если не хочешь олицетворять все то, что ты только что наговорил, просто возьми и не будь таким.
Он вздохнул и утомленно закрыл глаза:
— Если ты такая умная, почему ж ты ровным счетом ничего не поняла?
Однако кое-что она все-таки поняла:
— Но что такое воля? Ее никто не видит. За тебя она не думает. Ты определяешь ее, только когда оглядываешься назад, на свою жизнь, и видишь последствия собственных поступков.
— Это и есть самая ужасная шутка, которую он сыграл надо мной, — мягко промолвил Питер, не открывая глаз. — Я смотрю на свою жизнь и вижу только те воспоминания, которые он в меня заложил. Его забрали из дому, когда ему было всего пять лет. Что он знает обо мне и о моей жизни?
— Он написал книгу «Гегемон».
— Ага, основываясь на воспоминаниях Валентины, на том, что она ему рассказала. На документах, повествующих о моем блестящем, стремительном восхождении. И разумеется, на тех нескольких разговорах по анзиблю, которые Эндер и мое прежнее "я" вели перед самой моей — его — смертью. Мне от роду всего несколько недель, но я легко цитирую «Генриха IV». Разговор Оуэна Гледовера и Хотспура. Генри Перси. Откуда я могу это знать? Разве я ходил в школу? Сколько бессонных ночей я провел, перечитывая старые пьесы и запоминая тысячи любимых строк? Или это Эндер каким-то образом вызвал на свет все то, что его мертвый братец изучил за долгие годы? Возродил его тайные мыслишки? Настоящего Питера Виггина Эндер знал всего пять лет. Я пользуюсь воспоминаниями вымышленного человека. Именно этими воспоминаниями, по мнению Эндера, я должен обладать.
— То есть ты знаешь Шекспира только потому, что это он считает, будто ты обязан его знать? — усомнилась Ванму.
— Если б он дал мне одного Шекспира… Если б это были только великие писатели и философы. Если б только эти воспоминания имелись у меня.
Она ждала, подумав, что сейчас он начнет рассказывать о беспокоящих его воспоминаниях. Но он, передернувшись от отвращения, замолк.
— Но раз тебя на самом деле контролирует Эндер, значит… ты — это он. Значит, вот кто ты на самом деле. Ты — Эндрю Виггин. И обладаешь айю.
— Я — страшный сон Эндрю Виггина, — поправил ее Питер. — Я — то презрение, которое Эндер Виггин испытывает к самому себе. Я — все, что он ненавидит в себе и чего боится.
Такой сценарий мне положен. Так я должен поступать.
Он сжал руку в кулак, а затем слегка разжал пальцы. Получилась когтистая лапа. Снова проявился тигр. Внезапно Ванму испугалась его. Правда, на какое-то мгновение. Он расслабился. Страх прошел.
— А какая роль в этом сценарии отведена мне?
— Не знаю, — помотал головой Питер. — Ты очень умна.
Надеюсь, даже умнее меня. Хотя, конечно, мое тщеславие необъятно, и на самом деле я просто не верю, что другой человек может быть умнее меня. Но это означает, что я особенно нуждаюсь в добром совете — хотя сам считаю, что советов со стороны мне не потребуется.
— Ты говоришь парадоксами.
— В этом отчасти заключается моя жестокость. Разговоры со мной должны заключать пытку для тебя. А может быть, все куда запутаннее и глубже. Может, я должен запытать тебя насмерть, убить, как когда-то я поступал с белками. Может, я должен оттащить тебя в лес, прибить твои руки-ноги к корням дерева, а потом начать сдирать с тебя кожу, чтобы посмотреть, когда над твоим телом соберутся мухи и начнут откладывать яички на освежеванную плоть.
Картина, описанная им, заставила ее содрогнуться от отвращения.
— Я ЧИТАЛА книгу. И знаю, что на самом деле Гегемон не был чудовищем!
— Меня создал не Голос Тех, Кого Нет. Я был порожден испуганным малюткой Эндером. Я не тот Питер Виггин, которого он представил в своей книге. Я — Питер Виггин из его кошмарных сновидений. Я — тот, кто снимает шкуру с белок.
— Он видел, как ты это делаешь? — спросила она.
— Не Я, — раздраженно огрызнулся он. — Нет, Эндер не видел, как ОН это делал. Об этом ему рассказала Валентина.
Она нашла трупик белки в лесу, неподалеку от того дома, где они жили. Это произошло еще в Гринсборо, в штате Северная Каролина, что находился в Северной Америке на Земле. Но эта картинка настолько удачно вписалась в его страхи, что он не замедлил поделиться ею со мной. И с этим воспоминанием я живу. Умозрительно я могу представить, что настоящий Питер Виггин на самом деле вовсе не был жесток. Он учился и изучал.
У него не было сострадания к белке, поэтому он потом не терзался угрызениями совести. Белка для него была просто животным. И ничем не отличалась от головки лука, к примеру.
Наверное, расчленить ее для него было все равно что нарезать салат. Но Эндер так не думает, а следовательно, и я помню это несколько иначе.
— И как же?
— Мои воспоминания вымышлены. Они все взяты из Вне-мира. Зрелище дьявольского удовольствия, которое я нахожу в собственной жестокости, буквально околдовывает. Мои воспоминания начинаются с того момента, как я возник на корабле Эндера, висящего во Вне-мире, и прошлую жизнь я вижу как бы чужими глазами. Очень странное ощущение, должен тебе признаться.
— А сейчас?
— Сейчас я вообще не вижу себя, — ответил он. — Потому что у меня нет собственного "я". Я — это не я.
— Но ты помнишь. У тебя есть воспоминания. Ты ведь помнишь нашу беседу. Помнишь меня. Во всяком случае, должен помнить.
— Да, — кивнул он. — ТЕБЯ я помню. И помню, как находился здесь, как смотрел на тебя. Но за моим взглядом нет "я".
Я чувствую себя усталым и глупым, даже когда мозг мой работает вовсю и выдает одно гениальное решение за другим.
Он очаровательно улыбнулся, и снова Ванму заметила то отличие, которое разделяло Питера и голограмму Гегемона.
Все обстояло так, как он сказал: какова бы ни была степень того презрения, что Питер испытывал к самому себе, в глазах этого Питера Виггина полыхал гнев. Он был опасен. Стоило к нему приглядеться, и это сразу бросалось в глаза. Когда он смотрел на тебя, возникало ощущение, будто он прикидывает, как и когда ты должен умереть.
— Я — это не я, — повторил Питер.
— Ты твердишь это, чтобы взять над собой власть, — догадалась Ванму. Это была даже не догадка, это была уверенность. — Ты твердо намерен удержать себя от того, чего жаждешь больше всего на свете.
Питер вздохнул и наклонился, положив голову на терминал и прижавшись ухом к холодной пластиковой поверхности.
— Так чего же ты жаждешь? — спросила она, заранее страшась ответа.
— Убирайся, — произнес он.
— Куда я уйду? В твоем корабле только одна каюта.
— Открой дверь и уходи, — сказал он.
— Ты хочешь, чтобы я погибла? Хочешь выбросить меня в открытый космос, где я замерзну, даже не успев задохнуться?
Он выпрямился.
— В открытый космос? — недоуменно переспросил он.
Она тоже смутилась. А где ж еще они находятся? Ведь космические корабли путешествуют именно по космосу.
Но только не этот.
