койках. Никому из них не приходилось подолгу разговаривать с Бобом, никто никогда не придумывал такого, чего Боб не придумал бы раньше его.
Николай покраснел от удовольствия.
— А вот девять палуб — это понятно, — сказал Николай.
— Хотел бы я знать, что на них находится, — отозвался Боб.
— Во-первых, системы жизнеобеспечения, — вызвалась девочка по имени Корн Мун. — Где-то же добывают кислород. Для этого нужно много растений.
Вмешался еще один мальчик:
— А штат прислуги? Мы же видим только учителей да диетологов.
— А может, они все-таки достроили «колеса»? Откуда нам знать?
Догадки бежали от одного к другому, как огоньки. А в центре этого круга был он — Боб.
Боб и его новый друг Николай.
— Пошли, — сказал Николай. — Как бы на математику не опоздать.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
УЧЕНЫЙ
9. В САДУ СОФИИ
— Итак, он узнал, сколько у нас тут палуб. Что он может сделать с такой информацией?
— Да, это важный вопрос. Что он такое планирует, если ему понадобились подобные исследования? До сих пор за всю историю школы числом палуб никто не интересовался.
— Вы думаете, он планирует революционный переворот?
— Все, что мы знаем об этом ребенке, это то, что он выжил на улицах Роттердама. Я слыхал, что это почти точная модель ада. Дети жестоки. Они могут вытворять такое, что «Повелитель мух» покажется всего лишь «Поллианной» «"Повелитель мух" — роман Уильяма Голдинга — жесткая философская притча о детях, попавших на необитаемый остров. „Поллианна“ — роман Элеонор Портер; назван по имени героини, являющейся олицетворением оптимизма и душевного спокойствия.».
— Вы читали «Поллианну»?
— Разве это книга?
— А как он может замышлять переворот? У него же нет друзей?
— Я о революции слова не говорил. Это целиком ваша теория.
— Нет у меня теории. А мальчишку этого я не понимаю. Я вообще был против его появления у нас. Думаю, его надо отправить обратно.
— Нет!
— Нет, СЭР, так, видимо, хотели вы сказать?
— После трех месяцев пребывания в школе он сумел самостоятельно прийти к выводу, что оборона в космосе лишена смысла и что мы должны были послать флот к родной планете жукеров сразу же после окончания последней войны.
— Он знает ЭТО? И вы являетесь ко мне со сказочками насчет того, что ему известно число палуб на станции!
— Он не знает. Он догадался. Я сказал ему, что он ошибся.
— Очень надеюсь, что он вам поверил.
— А я уверен, что он сейчас пребывает в сомнениях.
— Тем больше оснований отправить его на Землю. Или на какую-нибудь заброшенную базу в космосе. Вы понимаете, что случится, если произойдет утечка секретной информации?
— Все зависит от того, как он воспользуется этой информацией.
— Но мы же ничего о нем не знаем, поэтому не можем строить даже догадок о том, как он ее использует.
— Сестра Карлотта…
— Вы что — со свету решили меня сжить? Эта женщина еще более непредсказуема, чем ваш карлик.
— Такой ум, как у Боба, не может быть выброшен только из-за страха утечки информации.
— Но и секретность не может быть пущена на ветер из-за одного-единственного, хотя бы и талантливого ребенка!
— Но неужели мы настолько глупы, что не сумеем создать еще нескольких слоев обманной информации специально для него? Давайте подберем ему нечто, что он примет за истину.
Все, что нам нужно, так это придумать такую ложь, которую мы сочтем достойной того, чтобы он в нее поверил!
Сестра Карлотта сидела на скамеечке в крошечном садике, разбитом на террасе дома. От морщинистого старика-изгнанника ее отделял лишь низенький столик.
— Я всего лишь старый русский ученый, доживающий последние дни своей жизни на берегу Черного моря.
Антон глубоко затянулся своей сигаретой и выпустил густую струйку табачного дыма, которая плыла над перилами в сторону Софии, добавив свой вклад в дело загрязнения воздуха, дрожащего над водой.
— Я не имею никаких властных полномочий, — сказала сестра Карлотта.
— Вы представляете для меня куда большую опасность. Вы связаны с МКФ.
— Никакой опасности вы не подвергаетесь.
— Это верно, но только потому, что я не собираюсь вам ничего рассказывать.
— Благодарю за откровенность.
— Вы цените откровенность, но я не уверен, что вам понравилось бы то, что я могу сказать о чувствах, которые рождает вид вашего тела в уме русского старика.
… — Попытка шокировать монахиню — не слишком спортивная игра. Трофеев-то не будет.
— Значит, вы относитесь к монашеству серьезно?
Сестра Карлотта вздохнула.
— Вы думаете, что я приехала к вам, потому что кое-что знаю о вас, и поэтому не желаете, чтобы я узнала еще больше?
Но я приехала, потому что не смогла узнать о вас ничего.
— То есть?
— Ничего. Я занималась определенными изысканиями для МКФ, и они дали мне краткие изложения статей, касавшихся исследований по изменению человеческого генома.
— И там оказалось мое имя?
— Наоборот, ваше имя ни разу не упоминалось.
— Быстро же они забывают!
— Но когда я обратилась к статьям тех ученых, которые там были упомянуты, а это были старые работы, написанные еще до того времени, когда секретная служба МКФ наложила на эти исследования свою лапу, я заметила определенную тенденцию. Ваше имя попадалось только в сносках. Но очень часто.
А вот ваших собственных работ я нигде не обнаружила. Даже тезисов докладов и то нет. Значит, вы не публиковались.
— И тем не менее на меня ссылаются. Похоже на чудо, не так ли? А ведь вы — монахи — коллекционируете чудеса, верно ведь? Чтобы творить новых святых.
— К вашему сожалению, напомню, что причисление клику святых производится только после смерти.
— Так у меня уже осталось только одно легкое, — сказал Антон. — Так что ждать уж не долго, во всяком случае, если я буду продолжать курить.
— Но вы же можете и бросить?
— С одним легким требуется вдвое больше сигарет, чтобы получить искомое количество никотина. Поэтому приходится увеличивать число выкуренных сигарет, а не сокращать его.
Все это очевидно, но вы рассуждаете не как ученый, а как верующая женщина. Думаете как законопослушный человек.
Когда вы приходите к мысли, что нечто — зло, вы тут же начинаете избегать этого нечто.
— Ваши исследования касались генетических ограничений человеческого мышления.
