о прилавок золото заинтересовало мексиканцев, они с жадностью повернули головы к явно не их круга господам. Но Пайк, словно случайно, задел полы своего длинного клифта и на широком поясе тускло блеснули отделанные серебром два массивных револьвера, — за столиком к господам сразу потеряли интерес, и азарт игры возобновился.
Бакунин ел бараньи котлеты и пережаренный бекон с яишней, и запивал все это горячим кофе с молоком. Пайк, поглядывая снисходительно на беззубого Мишеля, предпочел содовую воду с brandy.
- Ты, дорогой друг, опять в бегах, как Вечный Жид?
- Что же делать в безвыходной ситуации?
- Любое событие имеет свой логический конец.
- Значит, конец предопределен?
- Оглядываясь на целое, да.
- Целым оно никогда не будет, — задумчиво ответил Мишель.
- Тогда это то, что создано только для тебя.
- А ты знаешь это?
- Это любовь или революция. Помнится, в Берлине в 1842 году ты и Маркс были приняты мной в парижскую секцию 'Палладинов'.
Бакунин вздрогнул, услышав 'любовь' из уст бывшего соперника в любви к общей пассии, настолько он стал чувствительным. Затянувшееся путешествие к Европе: сначала в зачарованной деспотизмом пространстве России, потом необъятный Океан, и эта его странная встреча в первый же день пребывания на земле Сан-Франциско — напомнили ему времена его мистико-оккультной юности и еще мысли, возникшие на пароходе при подходе к берегам Нового Света.
- Смешно вспоминать, верил во всеобщую любовь и равноправие женщин, а еще — в религиозность революционеров. 'Я, Михаил Бакунин, посланный провидением для всемирных переворотов, для того, чтобы, свергнув презренные формы старины и предрассудков, вырвав отечество мое из невежественных объятий деспотизма, вкинуть его в мир новый, святой, в гармонию беспредельную'.
- Вы, русские, такие большие фаталисты. Ты, Мишель, всегда был практиком, врагом всех существующих в Европе режимов и настоящим guerillero. 'Кто хочет делать зло, чтобы таким путем достичь добра, тот есть безбожник', — твои слова, мой друг?
- Я бы сказал иначе. Добро есть бунт, а зло — лишь обличие его.
- Насколько мне известно, твое противостояние миру было оценено романтичными саксонцами смертной казнью. Как тебя занесло на землю 'хорошей травы' — Ерба Буена?
- Революция позвала, — иронически усмехнулся Мишель.
- А у нас с апреля своя война. Вовремя прибыл, чтобы понюхать пороху.
- Я прокоптился порохом еще на баррикадах, когда сам руководил артиллерией повстанцев в Дрездене. А помнишь — Париж!
Альберт Пайк был масонским ученым, государственным и общественным деятелем, защитником и почетным вождем арканзасских индейцев, губернатором Индейских территорий, вошедших к 1861 г. в состав США, талантливым и плодовитым журналистом, видным юристом, соавтором конституции Арканзаса, редактором нескольких журналов и газет, а еще — боевым генералом армии Конфедерации. Его поездка в Сан-Франциско была продиктована неустойчивой позицией Калифорнии, присоединенной к Североамериканским Штатам в 1846 году в ходе войны с Мексикой, когда американцы отторгли ее половину земель от Техаса до Океана. Разгоравшаяся гражданская война на Востоке требовала глубокой разведки, и Альберт Пайк прибыл в Сан-Франциско 'инкогнито'.
Когда весной 1849-го в Дрездене вспыхивает восстание, Бакунин принимает его, чуть ли не за начало революции... Он пробирается в ратушу, где заседает Временное правительство, и начинает лихорадочно действовать: находит для них трех польских офицеров, которые в первые дни восстания могли взять на себя командование. Когда, 6 мая, ночью поляки бежали, прослышав о наступлении на город прусских войск, он один взял на себя руководство обороной и раздачей пороха. Ревновавший к нему 'главнокомандующий' Борн писал уничижительно: 'Этот русский, абсолютно не замечавший и не понимавший действительных отношений, среди которых он жил в Германии, естественно, не имел в Дрездене ни малейшего влияния на ход вещей — он ел, пил, спал в ратуше — и это все'. А Бакунин взялся вывести из Дрездена повстанцев и таким образом спас 1800 человек. Во время ночного марша, все разошлись по домам. Наутро смертельно усталый Бакунин, дойдя до Хемница, остался вдвоем с неким Гейбнером, с которым они и завалились в местную гостиницу, чтобы отдохнуть. Немецкие бюргеры выволокли их оттуда и сдали прусскому батальону. А в январе саксонский суд приговорил троих бунтовщиков — Бакунина, Гервега и Реккеля, к смертной казни через гильотинирование. Бакунин хладнокровно отвечал, что как офицер — он предпочел бы расстрел. Смертную казнь в Саксонии в то время еще не успели восстановить, поэтому суд, блефуя, предложил приговоренным подать королю прошение о помиловании. Бакунин отказался. И лишь когда ему сказали, что один из его сотоварищей, ради семьи, просит написать прошение, он — согласился. Его ожидало пожизненное одиночное заключение. Михаилу Бакунину было в это время тридцать шесть лет.
Пайк повел уставшего Бакунина в свой роскошный номер гостиницы 'Гранд', купив табаку и оставив его в одной из комнат отдыхать до следующего счастливого дня.
Глава №19
Альберт Пайк
На Фриско навалился туман, на рейде завыли уныло и тревожно корабли, звук растекся по холмам и улицам, дну подводного царства. Бакунин проснулся, но реальность казалась только другим сном или сценой большого спектакля. Фонари на улице в светлой мути, вещи окружающие потеряли осязаемость, превратившись в театральные реквизиты, и тогда на Мишеля наваливались воспоминания и тяжелое безнадежное одиночество, словно он один остался в этом неясном мире, и гудки маяка звучат по ту сторону предметного мира. Он видел проходящих по тротуарам людей, стайку матросиков, и заворачивающий с бульвара грохочущий вагон конки.
В номер отеля зашел Альберт Пайк, вечно в хорошем расположении духа.
- Собирайся Мишель. Ты спал почти сутки. Внизу в ресторации ждет тебя легкий ланч и длинная дорога в 'Баварский лес' на 'пати'. Хорошо, если доберемся к вечеру.
- Зачем это мне?
- Мишель, я договорился с ежемесячником 'Миллениум', тебя берут репортером с гонораром за статью — двадцать американских долляров.
- И что я буду им втюхивать?
