возлагать немцы на этих людей, которые по прошествии стольких лет не знали, как спланировать нападение на Гитлера, которое просто должно было быть успешным? Заговорщики так и не научились контролировать ситуацию. В любом случае, как можно было убедиться, третьей стороной, которая только посмеялась, были союзники. Они так и не выразили готовность дать гарантии вождям сопротивления.
Ненависть западного мира и даже еще более справедливая ненависть русских не была направлена просто на Гитлера. Она касалась всего населения Германии в целом. Достаточно оценить Ялтинское соглашение и переговоры, которые к нему привели.
Тот, кто хочет начать революцию, должен ставить на одну карту. Либо так, либо он должен отказаться от восстания и смешаться с армией выражающих недовольство и саботажников, которые были, есть и будут в каждом государстве и при любом режиме. Ни один настоящий фронтовик не примирится, и будет прав, с тем фактом, что тайные выражения недовольства и ложный саботаж ценятся выше, чем риск своей жизнью на фронте. Особенно потому, что видит, как уцелевшие и посвященные в тайны групп сопротивления после 1945 года часто позволяют себе терять скромность, столь характерную для истинных идеалистов.
К сожалению, те, кто был казнен после 20 июля 1944 года, ничего не добились для своего народа. Многие из них действовали из убеждения. Однако они никоим образом не завоевали больше признания и уважения, чем любой солдат, роковым образом и тихо погибший на фронте за свою родину. Нашедшие свою смерть члены сопротивления рисковали не большим и не меньшим, так же как и потеряли не больше и не меньше, чем те, кто пал в бою. Все они отдали свои жизни.
Разговор с Генрихом Гиммлером
Наконец наступил момент, когда я должен был предстать перед Генрихом Гиммлером. Майор еще раз подчеркнул, чтобы я говорил прямо, без обиняков. Гиммлер любил, когда люди открыто выражали свое мнение. Я должен был поступать именно так во время нашего разговора.
Ставка находилась на вилле, где Гиммлер жил, когда поезд никуда не уезжал. Мне пришлось отдать на проверку свой портфель у входа в коттедж. Никто не спросил у меня пистолет! Прежде чем впустить, офицер СС еще раз кратко меня проинструктировал. Как мне уже было известно, к Гиммлеру обращались просто «рейхсфюрер», а не «господин рейхсфюрер». Более того, фуражку я должен был взять под мышку, прежде чем войти. Это контрастировало с тем, как принято в вермахте, где мы представлялись своему начальству в головном уборе. Все было выяснено, и мы могли начинать. У меня не было иллюзий после всего, что я слышал о Гиммлере. Мы все равно не испытывали особой любви к эсэсовцам, и с этим ничего нельзя было поделать.
Я лаконично доложил:
— Обер-лейтенант Кариус, командир 2-й роты 502-го батальона тяжелых танков, прибыл, согласно приказу, после выздоровления.
Однако мне стоило некоторых усилий опустить общепринятое «имею честь доложить...». Мне также пришлось приложить усилие, чтобы не обращаться к нему в третьем лице, а просто использовать слово «вы». Изредка «сила привычки» брала верх, особенно во время разговора после обеда. Но я не терял из-за этого голову, потому что я спрашивал все, что было у меня на уме.
Гиммлер поднялся:
— От имени фюрера я награждаю вас дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, согласно приказу от 27 июля 1944 года. Фюрер приносит извинения, поскольку до сих пор лично вручал награду. Фюрер перегружен делами. Он уполномочил меня, как начальника штаба армии резерва, вручить вам дубовые листья и выразить свои наилучшие пожелания, в том числе скорейшего и полного выздоровления. Я лично искренне и от всей души поздравляю вас. Вы, безусловно, можете гордиться, потому что являетесь самым молодым во всей армии из удостоившихся этой награды!
Гиммлер подошел ко мне, пожал руку и вручил мне в коробочке дубовые листья. Затем дружелюбно сказал:
— А сейчас мы отправимся обедать. Гости, вероятно, уже ждут. После обеда сможем поговорить в неофициальной обстановке.
Коротко, по-военному, поблагодарив, я положил маленькую коробочку в нагрудный карман и вышел в приемную. Однако Гиммлер встал рядом со мной и сказал:
— Мой дорогой Кариус, так нельзя. Я все же хотел бы коротко представить вас, как нового награжденного. Вам следует повесить награду на шею!
Он освободил зажим, который надежно удерживал Рыцарский крест на ленте, и прикрепил к нему дубовые листья. Затем он похлопал меня по груди и сказал:
— Это, вероятно, ваше собственное изобретение? Я посоветую своим подчиненным использовать такой же способ. Кое-кто из них тоже носит такую награду на шее. — Он говорил об эластичной ленте от водительских очков. Она удобно облегала шею, независимо от ее толщины. Особенно практично было ее использование с рубашкой.
Мое первое впечатление об этом человеке, которого противники прозвали «кровожадным псом», оказалось на удивление благоприятным. Я уже больше не беспокоился по поводу предстоящей «дружеской» беседы.
Гиммлер и я прошли в столовую, где от пятнадцати до двадцати человек поднялись со своих мест. Я был представлен всему собранию и усажен по правую руку Гиммлера. Вскоре я имел возможность убедиться, что большинство присутствующих были генералами, но было несколько человек в штатском. Разговоры чрезвычайно меня заинтересовали. Два эсэсовских генерала были отозваны из Югославии, чтобы обсудить дополнительные меры, которые предполагалось там принять. Следует заметить, что партизаны в этой стране не ладили друг с другом. Старая вражда между сербами и хорватами продолжала существовать и на протяжении длительного времени использовалась нашим руководством. Поэтому мы снабжали хорватов оружием. Теперь мы хотели мобилизовать их и использовать в своих целях.
Несколько штатских были представителями военной промышленности. По их мнению, главной проблемой, которую следовало поскорее и при любых обстоятельствах разрешить, была проблема противовоздушной обороны. Это, конечно, понимал и любой обыватель, который ужасается при виде разрушения наших городов.
Я был бы счастлив обсуждать эту тему и более продолжительное время с этими людьми, особенно потому, что только здесь я мог узнать, существовала ли еще возможность успешного завершения войны.
Трапеза по военному времени была скромной. Подавали суп, после него тефтельки, овощи и картофель. Следует отметить, что из уважения к гостям картофель был не в мундире, а без кожуры! На десерт принесли консервированные груши. Во всяком случае, роскошной трапезу я бы не назвал. Покончив с первым блюдом, я больше ничего не захотел.
Гиммлер дал знак ординарцам, которые все были шарфюрерами СС, и лично положил добавку в мою тарелку. Он был в хорошем настроении и сказал:
— Ешь, Кариус, ты не похож на человека, которому следует ограничивать себя в еде. Как раз наоборот, тебе нужно набрать вес. В противном случае нечего и думать о скорой выписке из госпиталя. — Вызывая смех у всех присутствовавших, он указал на генерала, нагулявшего лишний жир. — Кариус, тебе придется набрать по меньшей мере половину его веса!
На Гиммлере была простая форма серого цвета. Он не носил никаких знаков отличия и наград. Меня поразило, что этого человека считали таким опасным. Я подумал, что, вероятно, любой, кому приходится устанавливать порядок в стране, за линией фронта в военное время, — непопулярен, потому что вынужден действовать бескомпромиссно.
Затем подали кофе. Гиммлер взял его с собой в рабочий кабинет, где возобновил официальные обсуждения. Следует отметить, что он не курил и не употреблял алкоголя. Как «почетному гостю» мне было позволено не спеша, в свое удовольствие выпить кофе и выкурить сигарету. Затем наступил знаменательный момент, когда у меня завязался продолжительный разговор с Генрихом Гиммлером.
