совсем недолго побыл наедине с любимой женой и дочками, а потом его позвали на первый этаж, где он вместе с пасынками изображал радушного хозяина перед своим непутевым шурином.
Но и одной минуты наедине с Дженет хватило, чтобы возродить самые худшие его опасения.
Она опять начала волноваться за Делакорта — и это сейчас, когда ей совсем не стоило выходить из равновесия! Коулу хотелось отругать жену, напомнив ей, что ребенок, которого она носит под сердцем, — вот их самая главная забота на сегодняшний день, но он поборол в себе это желание, поскольку тоже сильно тревожился за Дэвида.
По мнению Амхерста, Делакорт слишком долго вел беспутную жизнь. В свете его считали одним из самых высокомерных, сумасбродных и праздных джентльменов во всем Лондоне, но Коула беспокоило совсем другое: несмотря на внешний респектабельный вид, Делакорт был глубоко несчастным человеком. И хотя преподобный мистер Амхерст имел обширный опыт врачевания страдающих душ, он не знал, как ему помочь.
Если человек наслаждается праздной, греховной жизнью, то священнику обычно нетрудно воззвать к его совести — только самый отпетый негодяй не чувствует вины за свои проступки. Но когда человек, не находя ни в чем смысла, мечется, меняя развлечения, но не получает никакого удовольствия, — тут случай тяжелый. Делакорт относился именно ко второму типу скучающих бездельников.
Несколько лет назад Коул вдруг поверил, что Дэвид наконец-то нашел свое счастье, прилетевшее к нему на крыльях ужасного недоразумения.
Сесилия Маркем-Сэндс показалась мистеру Амхерсту именно той женщиной, которая сможет излечить заносчивого виконта от тоски. В тот день, когда была объявлена ложная помолвка лорда Делакорта с леди Сесилией, Дэвид на глазах Коула беспокойно вышагивал по коридору Элмвуда, точно молодой папаша в ожидании рождения ребенка. Делакорт даже пытался ускорить свадьбу, а потом, когда леди Сесилия отказалась его видеть, он поехал в Букингемшир побеседовать с ее дядей и братом, надеясь, что они уговорят свою строптивую родственницу принять его предложение.
Но леди Сесилию, казалось, его внимание только оскорбляло.
Всем своим знакомым Делакорт объяснял, что выполняет свой долг джентльмена. Леди Сесилия еще слишком молода и не знает, что для нее лучше. Однако даже случайному свидетелю разговора об этом браке было ясно, что причина небывалой настойчивости виконта кроется вовсе не в стремлении соблюсти светские правила, а в том, что он по-настоящему влюблен.
Лорд Делакорт всегда презирал условности и с удовольствием этим бравировал, но судьба подшутила над ним — Сесилия Маркем-Сэндс оказалась его первой и последней любовью, которая, увы, не принесла ему счастья.
Расторгнув фальшивую помолвку, леди Сесилия лишь через два года начала выезжать в свет. Дженет полагала, что ее запоздалый дебют в лондонском обществе связан скорее с внезапной женитьбой Харри Маркем-Сэндса, чем с желанием выйти замуж.
К этому времени симпатичная девушка превратилась в необычайно красивую женщину, само воплощение сдержанности и изящества. Несмотря на историю с Дэвидом, за Сесилией ухаживали немало молодых распутников и степенных женихов. Юный ловелас Джайлз Лоример пал первой ее жертвой, а вскоре примеру Джайлза последовал его овдовевший отец. В промежутке между ними Сесилия также нисколько не скучала.
Ухажеры леди Сесилии создавали Делакорту серьезную конкуренцию, тем более что из них только он один считался убежденным грешником. Тем не менее, Дэвид старался как мог вновь привлечь ее внимание, расценивая ее появление в свете как раскаяние.
Но он ошибался.
В конце сезона она тихо, без лишней шумихи вышла замуж за отца Джайлза Лоримера, лорда Уолрафена, который был вдвое старше ее и вдвое беднее Дела-корта. Поступок удивил всех, ибо в обществе думали, что Сесилия предпочтет богатого жениха.
На этот раз Делакорту удалось скрыть свое разочарование с большим успехом. Он и раньше был беспутным малым, а теперь и вовсе пустился во все тяжкие.
Насколько знали Коул и Дженет, Делакорт не разговаривал с леди Уолрафен на протяжении всей ее супружеской жизни. Однажды на званом вечере они видели, как он обошел по кругу всех приглашенных, что было чудовищным нарушением этикета, только чтобы не здороваться с Сесилией. Присутствующие тоже это заметили, но у каждого хватило ума и такта не посмеяться над несчастным виконтом в открытую.
Лорд Уолрафен умер через три года после свадьбы. Делакорт отказался даже отправить письмо с соболезнованиями. Казалось, он вообще не понимал, что с ним происходит, и оттого не ведал, как ему жить дальше.
А что же все-таки происходило?
Любил ли Делакорт Сесилию Маркем-Сэндс? Даже Коул не мог ответить на этот вопрос. Но похоже, причины его наваждения были более глубокими. Дэвид мучился угрызениями совести, причем так сильно, что Коул только диву давался.
Да, Делакорт чуть не взял Сесилию силой — поступок отвратительный и достойный всяческого порицания. Разумеется, он чувствовал себя виноватым, но Сесилия холодно отвергла все его попытки загладить свою вину. Впрочем, она вела себя так, скорее, из осторожности, чем, руководствуясь желанием отомстить. По мнению Коула, более безжалостного наказания для своего ближнего придумать было трудно.
Послужит ли это Дэвиду хорошим уроком? Коул с сомнением покачал головой и начал одеваться к ужину.
Но, несмотря на усталость и веселую болтовню Дженет, Амхерст даже за столом не переставал ломать голову над неприятностями шурина. Потом Дэвиду и старшему пасынку Коула, лорду Мерсеру, принесли портвейн, и вся семья перебралась в гостиную, но и там Коул продолжал размышлять, как помочь Дэвиду вновь обрести душевное равновесие.
Большие стенные часы в соседнем кабинете пробили одиннадцать. Дженет, подавив зевок, тут же встала, держась одной рукой за поясницу.
— Простите, джентльмены, но я пойду спать, иначе, по меньшей мере, двоим из вас придется нести меня до постели.
Коул нежно взглянул на жену.
— Мы бы с удовольствием тебя отнесли, милая, — ласково сказал он и обратился к младшему пасынку, лорду Роберту Роуленду: — Робин, подай маме руку и проводи ее наверх, пожалуйста.
Лорд Роберт мигом вскочил и кинулся выполнять поручение отчима.
Дэвид проследил глазами за Дженет. Как только она и Роберт исчезли за дверью, он обернулся к зятю.
— Послушай, Амхерст! — начал он с упреком. — Это уже четвертая ее беременность за восемь лет! Как видно, вы, служители церкви, гораздо более… как бы это сказать… пылки, чем можно было бы предположить.
Коул спокойно откинулся в кресле.
— К чему ты клонишь, Дэвид? — мягко спросил он. — И вообще, какое тебе дело до моей семейной жизни? Я хорошо забочусь о Дженет.
Дэвид покосился на Стюарта.
— Ты называешь это «заботой» — брюхатить женщину каждые два года? — сухо спросил он.
Стюарт, явно смущенный, поднялся с кресла, подошел к буфету и налил себе рюмку хереса.
Амхерст некоторое время молча смотрел на шурина. Наконец он произнес:
— Это похвально, что ты так печешься о сестре, но твои тревоги совершенно напрасны.
— Неужели? Коул резко встал.
— Не хочу продолжать этот спор. Давайте-ка лучше сыграем в вист.
В этот момент в комнату вернулся Робин.
— О, карты! — радостно воскликнул он, услышав предложение отчима. — Отлично!
— Какие будут ставки? — осведомился Дэвид, с равнодушным видом поправляя манжеты рубашки.
Коул, нагнувшись к столу, молча налил себе еще бренди.
— Пять партий по двадцать гиней, — наконец предложил он, ставя графин на поднос.
— Годится, папа! — с энтузиазмом согласился Робин.
— Выигрыш отдадим миссии «Дочери Назарета», — продолжил священник. — Должен сказать тебе, Робин, что мне известно — ты, к моему большому сожалению, пополняешь свое денежное содержание в «Бочонке с кровью», игорном притоне «Ковент-Гардена», так что сегодняшнее пожертвование не слишком ударит по твоему карману.
Робин уткнулся подбородком в галстук.
— Все это замечательно, — задумчиво сказал Дэвид, — только чертовски скучно.
— Разумеется, куда нам до твоих обычных партнеров по игре! — невозмутимо согласился Коул. — Но я, как подобает хозяину, не хочу, чтобы мои гости, привыкшие к более веселым развлечениям, томились от скуки. Может быть, придумаем что-нибудь другое?
— Например? — Дэвид подозрительно сощурился.
— Предлагаю сыграть на интерес.
— На какой именно? — осведомился Дэвид, скрывая за сдержанностью манер стремление еще хоть немного побыть в обществе племянников и зятя: ему совсем не хотелось возвращаться домой, чтобы провести вечер в одиночестве.
— Если ты выиграешь три партии из пяти, — задумчиво протянул Коул, — я выполню любое твое желание — разумеется, в рамках законности и морали. Возможно, я сумею как-то облегчить твою тревогу за сестру.
Дэвид мрачно усмехнулся.
— Любое мое желание? — прошептал он, скосив глаза на Робина. — А если я попрошу, чтобы ты надолго — или даже насовсем — избавил мою сестру от новых беременностей? Надеюсь, ты понял, что я имею в виду?
— Это очень серьезная просьба, сэр, — заметил Коул. — К тому же не забывай, что и у Дженет есть голова на плечах. И все-таки я обещаю сделать все от меня зависящее, как только она разрешится от очередного бремени.
— Отлично! — обрадовался Дэвид. — Стюарт, давай-ка, придвинем этот столик поближе к огню. А ты, Робин, принеси нам, пожалуйста, две новые колоды карт.
Но священник по-прежнему
