Мерсер неловко шевельнулся в кресле. Но миссис Уилфред продолжала:
— Действительно, лорд Мерсер, я долгие недели горевала по вашему брату. Однако поймите меня. Я не сожалею о том, что сделала. Лорд Роберт дурно со мной обращался, и я позволяла это. Но теперь все кончено.
— И все же вы прибыли сюда, — возразил Мерсер. — Я не понимаю.
— Я приехала убедиться, что он в порядке, — сказала она спокойно. — Потому что люблю его больше жизни. Я не могу знать, какое будущее нас ждет. Но я знаю, чего в нем не будет. Япокончила с тем, что позволяла лорду Роберту вытирать о себя ноги… была его любовницей, если хотите. Когда он поправится, и все мы перестанем жалеть его, тогда Роберт должен решить, что он чувствует ко мне. Возможно, он захочет ухаживать за мной должным образом и публично, как я заслуживаю. Возможно, мы останемся просто хорошими друзьями. Или он решит, что я ему совершенно не пара, и многие скажут, что он абсолютно прав.
— Нет, мэм, — сказал Мерсер. — Я уверен, что нет. Наконец она искренне рассмеялась.
— Ох, лорд Мерсер, неужели вы так наивны?! — После долгой паузы она поднялась, в ее позе вдруг засквозило королевское достоинство. — Пожалуйста, сэр. Я не хочу чаю. Вы проводите меня к вашему брату? От перечисления его недостатков мне еще больше захотелось его увидеть.
Мерсер тоже поднялся.
— Безусловно, мэм. — Он подал ей руку. — Почту за честь проводить вас. Но боюсь, я должен оставить это письмо у себя. Думаю, лучше всего вернуть его мисс Армстронг.
Взгляд миссис Уилфред упал на сложенный листок в его руке.
— Да, конечно, — сказала она, помолчав. — Теперь отведите меня к Роберту. Письмо мне больше не нужно.
Но когда Мерсер распахнул перед ней дверь, миссис Уилфред, обернувшись, посмотрела на него.
— Могу я думать, сэр, что мое появление здесь вас не возмущает? — тихо спросила она. — И что вы действительно не считаете, что я намного ниже вашего брата?
Мерсер пристально смотрел на нее.
— Напротив, дорогая, — ответил он после паузы. — И я совершенно уверен, что для выздоровления моего брата вы именно то, что, как говорится, доктор прописал.
Перед тем как отправиться к Фитчам, Мерсер подвез миссис Уилфред к летнему домику. Он издали наблюдал, как Робин распахнул дверь, потом выронил трость и обнял миссис Уилфред, уткнувшись лицом в ее шею. Похоже, бедняга плакал.
Мерсер поспешно уехал. Он подозревал, что пара помирится раньше, чем заживет покалеченная нога Робина. И был счастлив за брата. По-настоящему, счастлив. Вопреки первому впечатлению миссис Уилфред, казалось, вполне способна приструнить Робина, если понадобится.
Но проклятое письмо все еще жгло карман Мерсера, и множество оставшихся без ответа вопросов — его сердце. Он гнал лошадей. Какая Зоэ беспечная дурочка, что послала такое признание, да еще полное лжи.
И все же Мерсер восхищался ею. Если прошлые недели с Зоэ научили его чему-нибудь, так это тому, что ошибки Зоэ порой были свидетельством ее силы. Ее безрассудство — синоним храбрости. А ее кокетливость — всего лишь грань ее заразительного жизнелюбия. И именно поэтому он ее любил. Теперь Мерсер признал это.
Он полагал раньше, что, женившись на Зоэ, превратит свою жизнь в вечный сумбур и хаос, будто любовь не стоила жертв. Но теперь он понял, что Зоэ может принести свет в его уединенное и иногда мрачное существование. Ее бесшабашность и радость жизни — именно то, чего не хватает ему.
Возможно, есть и резон в том, что противоположности притягиваются? Возможно, как в случае с его матерью и отчимом, две очень разных половины, могут составить целое, и совместная жизнь станет яркой, полной и насыщенной?
И все-таки это письмо могло погубить Зоэ. Мерсер хотел, чтобы она знала, что письмо у него, что она в безопасности, и хотел требовать ответа на свои вопросы, которые он больше не будет откладывать. Безотлагательность вела его вперед, черные кони мчали карету. Внутри бушевало странное чувство.
Такого он не испытывал с… да скорее всего с первого дня в Итоне. Сдержав коней, он свернул на дорогу к ферме Фитча и волновался, пока, наконец, не увидел дом: Двери и окна распахнуты, за опрятной изгородью сада в траве копошатся цыплята, радостно визжат трое детей, а четвертый спотыкается, ослепленный ярким солнечным светом. Мерсер остановил глянцевый черный фаэтон рядом с экипажем отчима, в котором лежали пустая корзина и ведро. Он спрыгнул вниз как раз тогда, когда из ворот вышел старший сын Фитча.
— Милорд, — сказал он, скромно потупившись. — Добрый день, сэр.
— Юный Эндрю, не так ли? — улыбнулся Мерсер. — Как ты вырос за последние месяцы. Я очень огорчен известием о твоей матери.
Мальчик держался на почтительном расстоянии, но поднял глаза.
— Спасибо, милорд.
— Я ищу моего отчима, — заметил Мерсер. — Он здесь?
Эндрю Фитч указал на дорожку, на которой что-то клевали цыплята.
— Он пошел на кладбище с папой, сэр.
Значит, на могилу миссис Фитч. Его отчим внимателен к таким делам и глубоко набожен, на свой прагматичный лад. Эта мысль заставила Мерсера тяжело сглотнуть, он прищурился от солнечного света.
— Понятно, — пробормотал он. — А мисс Армстронг? Она пошла с мистером Амхерстом?
Мальчик кивнул в сторону дома и распахнутой двери.
— Все еще в кухне с мисс Труди, сэр, — сказал он с уважением. — Привести ее?
Мерсер смотрел на открытую дверь.
— Спасибо, Эндрю, привяжи моих лошадей. — Он бросил мальчику шиллинг. — Я сам схожу за леди.
Эндрю занялся лошадьми, а Мерсер пошел по тенистой дорожке. В дверях он снял шляпу и нагнулся, чтобы не задеть увитую виноградом притолоку. В прохладных сумерках каменного дома он вполуха прислушивался к доносившемуся разговору женщин.
Мерсер задержался на мгновение в узкой, отмытой добела гостиной. Комната чистая, но просто обставлена, камин потемнел от времени. На грубую каминную полку кто-то поставил кувшинчик с изящным букетиком полевых цветов, перевязанным широкой желтой лентой.
Он интуитивно понял, что это работа Зоэ, и шагнул к камину, чтобы коснуться ленты. Чистый шелк, такой же прекрасный и нежный, как кожа Зоэ. Мерсер задавался вопросом, что повлекло ее в это скромное место, к этим людям, понесшим тяжелую потерю. Возможна, то, что она сама рано лишилась матери. Или может быть, она нашла здесь покой, какого не могла обрести в Грейторпе. Это его опечалило.
Тут среди женской болтовни послышался резкий звук, будто удар дерева по дереву. Он прошел через гостиную, женщины энергично спорили о неумении Зоэ обращаться с метлой. Мысль о Зоэ с метлой заставила его усмехнуться, но когда он подошел к двери, открытой в освещенную солнцем кухню, то увидел, что Зоэ энергично ею размахивает.
— А теперь хорошенько в том углу! — Труди, склонившись над столом, терла его мокрой тряпкой. — Да, вот так, скребите там, как следует, а потом еще раз подметите.
Зоэ ссутулилась в углу, темные непослушные волосы выбивались из-под белого чепца, который сидел довольно криво.
— Кто знал, что песок, оказывается, такой полезный! — причитала она, тыкая метлой вокруг. — Клянусь, Тру, я до конца дней на него смотреть не буду. Какой же он противный!
— Да, но отлично отскребает грязь. Осторожней, мисс! — сказала Труди, когда Зоэ нырнула под висевшую полку. — Берегите голову!
Но было уже поздно.
— Ой! Черт! — Зоэ отскочила, потирая макушку, и с негодованием уставилась на угол полки. — Труди!
— Труди здесь ни при чем, — спокойно ответила горничная. — Это была ваша головоломная
