Люк занялся морскими перевозками, а меня оставил управлять плантациями.
— И тогда ты… вернулся домой?
Наконец он решился посмотреть на нее. В глазах его стояла беспредельная печаль… И что-то еще. И от этого ей стало страшно.
— Домой? — с горечью повторил он. — Разве я мог снова переступить порог этого дома? Мои руки сами тянулись к ней… Мог ли я поклясться, что у меня хватит сил не поддаться искушению? Ведь она… она была женой моего брата.
Словно чья-то ледяная рука коснулась ее спины. Выходит, Ксантия знала не все, с ужасом подумала Камилла. Было что-то еще… она это чувствовала.
— Аннамари была вполне счастлива, — фыркнул Ротуэлл. — Да и как иначе — она ведь придумала, как заполучить свой лакомый кусочек… и была твердо намерена насладиться им.
Камилла затрясла головой.
— Какой лакомый кусочек… не понимаю.
Ротуэлл снова уставился на реку.
— Мы с ней по-прежнему оставались любовниками, — с трудом выдавил он из себя.
— Боже мой! — ахнула Камилла, зажав ладонью рот.
— Она пользовалась любым предлогом, чтобы ускользнуть из дому и прийти ко мне, — безжизненным голосом продолжал Ротуэлл. — Я твердил себе… мол, это ее дело, я тут ни при чем. Сам я никогда не искал этих встреч. Никогда, клянусь тебе. Никогда не пытался встретиться с ней глазами, когда мы сидели за столом — в тех редких случаях, когда я заходил домой. Но… Господи, помоги мне!.. стоило ей постучаться в мою дверь, как я… у меня не было сил.
К горлу Камиллы подкатила тошнота.
— Каждый раз я говорил себе — и ей тоже — больше никогда! — продолжал Ротуэлл. — Это сводило меня с ума… лишало последних сил. Я умолял Бога о прощении, клялся порвать с ней. А потом… потом на пороге появлялась она. И смотрела на меня с отчаянием в глазах. Я кричал, чтобы она уходила… и она принималась плакать. Она все повторяла… повторяла, что до конца своих дней будет жалеть о том, что сделала. Что это была ошибка. Что Люк не любит ее так, как любил я. Что жизнь ее кончена и что единственное, чего она хочет, — чтобы я просто обнял ее…
— Mais поп, — печально пробормотала Камилла. — Но этим, естественно, не ограничивалось?
С трудом проглотив вставший в горле комок, Ротуэлл покачал головой:
— Конечно. Я не мог устоять. И каждый раз сдавался. А она все повторяла, что любит меня, и все оставалось как раньше. Но ведь на самом деле все изменилось. Она была леди Ротуэлл. А я… всего лишь младший брат ее мужа.
Камилла дотронулась до его руки.
— Она… ей нужен был титул?
— Господи… откуда мне знать?! — проговорил он каким-то тусклым, невыразительным голосом. — Скорее, ей просто не хотелось снова стать содержанкой богатого человека. Оглядываясь назад, я пытаюсь понять ее. Ее обесчестили, когда она была совсем еще юной, лет тринадцати, может, четырнадцати. Доброе имя ее погибло. Он был очень богат и к тому же белый, она — нищая полукровка. Ее согласия никто и не думал спрашивать. А когда она ему надоела, он просто вышвырнул ее вон — и ее, и ребенка, Мартиник. И тогда… с ней что-то произошло. Я не могу этого объяснить.
А Камилле, как ни странно, вновь вспомнилась мать. Раны, которые всеобщее презрение и одиночество оставили в ее душе, когда надежда окончательно умерла, а любовь осталась в далеком прошлом, кровоточили в ее сердце. Ее мать нашла утешение в бренди. Аннамари, похоже, оказалась умнее. Или была более отчаянной по натуре.
— А твой брат… Он догадывался? — осторожно спросила она.
— Мог бы. — Ротуэлл с горечью рассмеялся. — Но — нет, мы, все трое, безоговорочно доверяли друг другу. В противном случае мы бы просто не выжили. Люк почти все время торчал в Бриджтауне, дневал и ночевал в конторе — а очень скоро он стал брать с собой и Ксантию. А я жил в полумиле от их дома. На плантациях. Нет, он ни о чем не подозревал.
— Сколько тебе было лет, когда это все началось?
— Проклятие… я был достаточно взрослый, чтобы понимать…
Камилла поджала губы.
— И все-таки мне бы хотелось знать.
— Восемнадцать, — дернув пледом, буркнул Ротуэлл. — Или девятнадцать.
— И ты считал, что предал своего брата? — мягко спросила она. — Так?
— Я не считал — я действительно предал его. Вот за кого ты вышла замуж, Камилла. Впрочем, ты сама это поняла — в самый первый день. Помнишь, ты сказала, что я сам дьявол. А потом предложила мне сто тысяч фунтов за то, что я сделаю тебе ребенка. Да, ты уже тогда точно знала, кто я такой.
— Да, — невозмутимо кивнула Камилла. — А потом пообещала завести любовника, чтобы у тебя появился предлог развестись со мной, не так ли? — с той же безмятежностью добавила она. — Но ведь мы уже не те, что тогда, не так ли? Уже не такие бессердечные и черствые?
— Пытаешься отыскать во мне остатки порядочности, да? — хрипло хохотнул Ротуэлл. — Напрасный труд! Я спал с женой собственного брата — снова и снова, пока не собрался с духом и не положил этому конец. Но было уже поздно. У меня язык не поворачивается признаться тебе, сколько боли и мучений я причинил бедняжке Мартиник — и все из-за моего эгоизма и желчи, которая скопилась у меня в душе. Я ведь даже не гнушался мошенничать в карты! Да-да, в ту ночь, когда мы встретились, я сплутовал, чтобы обыграть Валиньи. Ты ведь об этом не догадывалась, верно?
Камилла онемела и какое-то время только молча хлопала глазами.
— Non, — беззвучно прошептала она. — Я тебе не верю!
Ротуэлл угрюмо хохотнул.
— Валиньи придерживал даму пик, — буркнул он. — Я начал подозревать, что он собирается спрятать ее в рукаве. Он ведь считал, что она приносит ему удачу. Многие шулеры так поступают. Я обратил на это внимание — и стащил ее. И сунул между своими картами, сделав вид, что прикупил ее. Да, я украл ее и… проклятие, знать бы еще, зачем мне это понадобилось!
Камилла погладила его руку.
— Может, чтобы спасти меня? — прошептала она. — Может, ты знал, как знала и я, что ты — моя единственная надежда?
Глаза Ротуэлла сузились.
— Только не нужно пытаться обелить меня! — жестко бросил он. — Хочешь подсластить пилюлю, чтобы мне не было так противно вспоминать прошлое? Так вот, я в этом не нуждаюсь. Я такой, какой я есть! И ради всего святого, давай покончим с этим!
— То, что произошло с твоим братом, — трагедия, — пробормотала Камилла. — Ты поступил плохо, это так. Но мы оба знаем, как сильно ты его любил.
Руки Ротуэлла сжались в кулаки, подбородок упрямо выпятился.
— Люк… он был для нас всем! Можешь ты это понять?! И отцом, и страшим братом. Он сделал все, чтобы нас не разлучили. Господи, если бы не он, дядя давно запорол бы меня до смерти! Сколько раз он брал вину на себя, избавляя меня от порки, хоть и знал, что дядя спустит с него шкуру! А Ксантия… — Ротуэлла передернуло. — Одному Богу известно, что этот ублюдок мог сделать с ней… Он сам или его вечно пьяные дружки. Видела бы ты, как он иной раз поглядывал на нее! У меня кровь стыла в жилах. До тех пор пока она не привыкла держать под подушкой пистолет, один из нас спал на полу в ее комнате. Сначала Люк. Потом я.
— О Боже! — возмутилась Камилла. — Чудовищно!
Ротуэлл по-прежнему смотрел на нее пустыми глазами.
— И что с ним произошло, с твоим дядюшкой? — осторожно спросила Камилла. — Быстрая и безболезненная смерть?…
— Да… — Горькая усмешка скользнула по губам Ротуэлла. — Как ты угадала?
— Все они заканчивают жизнь примерно одинаково, — с той же горечью пробормотала Камилла. — Остается только надеяться, что Господь милосердный, чью чашу терпения они переполнили, заставит их заплатить за все свои мерзости — если уж не на этом, так хотя бы на том свете!
— Да, — угрюмо кивнул Ротуэлл, — я тоже частенько думал об этом.
Взяв его руку в свои, она погладила судорожно сжатые в кулак пальцы. Мог ли мальчишка, выросший без материнской любви и отцовского совета, в девятнадцать лет считаться мужчиной? Может, он отчаянно хотел кого-то полюбить- и просто ошибся в выборе?
Да, наверное, она действительно старается выгородить его… ну и что? Камилла давно уже отбросила мысль о том, что впереди их с Ротуэллом неизбежно ждет развод. В глубине души она, как ни странно это звучит, мечтала, чтобы брак ее длился как можно дольше — даже если ей придется ходить за больным мужем, пока он не вгонит себя в могилу, а этого, учитывая его образ жизни, недолго осталось ждать, напомнила себе Камилла. Но другого выбора у нее нет. Она сама его себе не оставила.
Наконец кулак Ротуэлла разжался, и ладонь спокойно легла на колени.
— Как умер твой дядя? — осторожно спросила Камилла.
— Люк… — ровным, безжизненным голосом прошептал он. — Это он столкнул его с лестницы.
Камилла вдруг поймала себя на том, что ожидала услышать нечто подобное.
— Возможно, он это заслужил.
Ротуэлл снова коротко фыркнул.
— Еще бы! В тот вечер дядя поссорился с Ксантией — Господи, сейчас даже не помню, из-за чего. Под конец он обозвал ее дерзкой маленькой шлюхой и с размаху ударил по лицу. Кровь… она приоткрыла рот, а там — кровь! Наверное, Люк потерял голову. Он толкнул дядю, вернее, оттолкнул его — и тот упал. Они стояли на самом верху лестницы. И дядя, конечно, был в стельку пьян. Ну и сломал себе шею.
Камилла даже не знала, что сказать. Порыв ледяного ветра, налетев из-за деревьев, взметнул ее юбки и принялся играть волосами, выдергивая из них шпильки. Они были совершенно одни — лишь чириканье какой-то птахи да шорох оголенных ветвей порой нарушали тишину.
— У Люка были неприятности? — осторожно спросила Камилла. — К вам нагрянула полиция?
— Нет, просто задали обычные в таких случаях вопросы, — покачал головой
