тактику. Теперь он говорит нам, что «всю эту историю необоснованно раздули». Кстати, вы замечали, что речь о необоснованном раздутии непременно идет в контексте всей истории? Кажется, еще никто не заявлял, что лишь небольшая часть истории необоснованно раздута.
Но время не стоит на месте, находятся новые свидетельства, и наш политик снова резко меняет курс, демонстрируя чудеса словесной эквилибристики. Говорит: «Мы постараемся досконально разобраться во всем». Мы. Вдруг он оказался членом следственной группы. «Мы постараемся досконально
Ставки растут, наш герой делает очередной изящный финт и заявляет: «Я хочу верить в справедливость американского народа». Очевидно, он пытается нам что-то сообщить. А именно: что, может, под всем этим дымом и был какой-то небольшой огонек. При этом, заметьте, он все еще не вышел из фазы, на которой ему «нечего скрывать».
Но мало-помалу «Я хочу верить в справедливость американского народа» развивается в «Нет никаких достоверных свидетельств», а немного спустя мы слышим уже совсем красноречивое «Ничего не доказано».
Дальше, если в этой драме все развивается по сценарию и стандартная языковая траектория виновного выдерживается без отклонений, то за фазой «Ничего не доказано» последует та, на которой наш герой обратится к особенно пакостной тактике: задавай-себе-вопросы-и-сам-на-них-отвечай:
Тем не менее дни бегут, и скоро становится ясно, что наш друг скорее всего и в самом деле нарушил закон. Мы понимаем это, видя, как он переходит к высокому штилю, применяя пассивный залог: ошибки были допущены. Прелесть таких ошибок в том, что совершенно непонятно, кто же их допустил. Вам предлагают самим над этим поразмыслить. Плохие ли советники виноваты? Недобросовестные помощники? Проклятие вуду?
Но уже поздно. «Ошибки были допущены» позади, в ход идет «в конце концов с меня снимут обвинения», потом: «Я уповаю на американское правосудие», и, наконец, все заканчивается жалобным криком: «Куда подевалась презумпция невиновности?» Куда же она подевалась? Что ж, парню предстоит это узнать.
Наконец, окончательно сдавшись (и поступив на государственное обеспечение), наш герой шаркает прочь в милом оранжевом комбинезоне, и мы слышим, как он жалобно бормочет: «Я хочу поскорее забыть эту историю и жить дальше». И, стремясь подчеркнуть искренность намерений, добавляет: «Я расплачиваюсь за свои поступки». Как ново! Вообразите только: расплачивается за свои поступки. Он говорит так, будто это какая-то недавно изобретенная методика.
Всякий раз, слыша в новостях подобные выступления, я хочу спросить какого-нибудь из этих ребят, выступающих с песенкой «я-расплачиваюсь-за-свои-поступки», не захотят ли они расплатиться за мои? Ну, знаете, карточные долги, иски об установлении отцовства, ордеры на арест. Не поможешь мне, друг?
Что до этой идеи «скорее забыть», то я вот что хочу сделать.
Я хочу скорее забыть про ваше «скорее-забыть-эту-историю-и-жить-дальше» и жить дальше. Можно, я повторю для вас?
Я хочу скорее забыть про ваше «скорее-забыть-эту-историю-и-жить-дальше» и жить дальше.
По-моему, одна из проблем этой страны именно в том, что слишком многие ее граждане, натворив нехороших дел и даже совершив преступления, спокойно живут дальше. Опозорившимся государственным мужам на самом деле поможет лишь ритуальное самоубийство. Харакири. В Японии директора, доведшие корпорацию до банкротства, так и поступают. Ребята, забудьте про адвокатов, связи с общественностью, пресс-конференции — просто возьмите кухонный нож побольше и сделайте, что нужно.
Политики говорят № 3:
Сенатор-патриот
Помните, в предыдущем сюжете нашей трилогии о политическом жаргоне мы заметили, что большинство политиков привержены бредовой идее, будто то, чем они занимаются, — служ ба народу. И ведь если кто-то из них в самом деле в это верит, то здесь мы имеем дело не просто с младенческим неведением, а с явной нехваткой мозгов.
Итак, граждане, вопрос. Как вы думаете, могут ли эти политики-олигофрены иногда впадать в такой… — как бы выразиться? — преувеличенный патриотизм? А? Как вы считаете? Могут? А?
Так вот, друзья, это не просто возможно, это неизбежно! И если они впадают в это состояние четвертого июля, тут уж вам стоит запастись резиновыми сапогами и лопатой, потому что коричневая патриотическая масса будет заваливать все кругом с ошеломительной скоростью. И советую вам орудовать лопатой поживее, потому что слуги народа выжмут из своих слабеньких мозгов весь поганый патриотизм до последнего грамма.
И когда вы увидите, как эти парни носятся по городам и весям, будьте готовы услышать такие фразы: «американский флаг», «звезды и полосы», «сердце родины», «по всей нашей великой стране», «от Мэна до Калифорнии» и, разумеется, «на американской земле». А, еще не забудьте всех этих «свободолюбивых людей по всему миру, что смотрят на нас, как на маяк надежды». Это те, сдается мне, кого мы давненько не бомбили. И еще лучше заранее приготовиться, что нам не раз и не два напомнят: мы живем в стране, которая почему-то считает себя «лидером свободного мира». Ясно вам? Лидер свободного мира. Не знаю, когда уже эту дурь сдадут в утиль, но лично меня от подобного уже тошнит.
И вообще, что такое этот ваш свободный мир? По-моему, все зависит от того, какой мир считать несвободным. Тут я не могу подобрать четкого определения. А вы? Где у нас несвободный мир? Россия? Китай? Господи боже, да в России сейчас мафия покруче нашей, а в Китае штампуют пиратские диски с «Королемльвом» и продают по Интернету вибраторы. На мой взгляд, вполне свободные страны.
Вот еще несколько шовинистических речевок, которыми вас будут обстреливать: «величайшая нация на земле», «величайшая нация в мировой истории» и «самый могучий народ на земном шаре». Последнее подбрасывается обычно всякий раз перед тем, как Америка снова начнет швырять бомбы в смуглых людей. Примерно раз в два года. Бомбы же напомнили мне о том языке, которым политики описывают наши вооруженные силы.
В мирное время это, как правило, наши молодые люди в разных частях света. Но, поскольку мирное время у нас так редко продолжается больше шести месяцев сряду, сенатор-патриот и его коллеги всегда готовы по-фронтовому поднять ставки. (Как вам нравится слово коллеги? Оно придает всему безобразию… такую, не знаю, легитимность.) И вот, стоит где начаться заварушке, наши молодые люди в разных частях света моментально превращаются в наших храбрых бойцов, сражающихся за тысячи миль от дома, в местах с непроизносимыми названиями. А для пущего нагнетания эмоций политики еще любят добавить, что эти ребята в касках много времени проводят, раздумывая о том, доведется ли им снова увидеть своих любимых. Это бьет слушателя под дых. И для достижения максимального эффекта оратор обязательно заменит храбрых бойцов на наших сыновей и дочерей.
А от этих «мест с непроизносимыми названиями» разве не веет очаровательным расистским душком? Это здоровый чисто американский десерт — специально для вас.
Но это еще не все из оперы расистского географического шовинизма. Другая песня: «Наши храбрые бойцы, сражающиеся в местах, которые средний американец и на карте-то не найдет». Мне всегда казалось забавным — и слегка нехарактерным, — что здесь политик выходит из роли и напоминает нам об ограниченных умственных способностях американцев. Притом что лишь благодаря этой ограниченности он и не лишается работы. К тому же его мнение противоречит другой расхожей и неверной точке зрения: американцы гораздо умнее, чем о них думают.
Удивительное дело, политики выучились произносить эти слова с абсолютно серьезным видом. И это не может не удивлять. Глядя на результаты опросов и голосований, на итоги выборов и на адресованную американцам рекламу, я делаю вывод, что американцы гораздо тупее, чем о них думают. Если не верите, посмотрите, что за личностей они посылают в законодательные собрания штатов и в качестве своих представителей в Вашингтон. Или на то, во что они превратили свою некогда прекрасную страну и ее земли и воды.
Думаю, заканчивая этот скромный обзор патриотического жаргона политиков, я смело могу