Иван просыпается и спрашивает спросонья в испуге:
– Что случилось?
– Ничего, спи!.. – отвечает, краснея, Варя.
Варя грезит дальше. Она не прочь, чтобы Санечка был машинистом на пароходе, как Сережка, сын мясника Василия. Тоже хорошее дело.
Он каждый раз привозит из Порт-Саида то страусовое перо, то кусок шелку, то шкатулочку, то громадного омара.
Третий гудок. Она, Варя, стоит на палубе и прощается с Санечкой. Санечка в синем костюме и джонке на голове.
– Прощай, Санечка!
– Счастливо оставаться, маменька!
– Мадам, – говорит толстый краснорожий капитан с голосом, как гудок, – прошу сходить.
Она целует в последний раз Санечку и сходит по сходне…
После таких ночей Варя вставала с воспаленными глазами, сонная, но сияющая. Она подзывала Саню, гладила его по голове и спрашивала:
– Хочешь в школу?
– Н-нет.
– Чего?
– Боюсь, там бьют… Валя рассказывал…
– Глупенький. Там хорошо. Учат грамоте. А ты чем хотел бы быть?
– Разбойником!
– Фу!.. Дурачок!
С некоторых пор Варя забросила торговлю и с утра, нарядившись в праздничное платье и накинув черный платок в букетах, исчезала на весь день из дому. Она возвращалась лишь к вечеру, разбитая, усталая.
– Где шляешься? – спрашивал Иван.
– После узнаешь, – отвечала она загадочно. Она «шлялась» по приемным всех школ, какие были в городе, крепко прижимая к груди прошение, написанное знакомым наборщиком. Но напрасно. Все школы были переполнены, и для Санечки ее нигде не оказывалось свободного местечка.
Варе сделалось страшно. Она боялась, что ей никогда не видать Саню офицером или машинистом.
А Саня, не подозревая страданий матери, оставался по-прежнему беспечным – весь день околачивался в порту, на площадях и базарах.
Но вот в жизни его произошел перелом. Бегая однажды взапуски с товарищами по слободке, он обратил внимание на такую картину: по мостовой в облаке пыли двигалась колонна мальчишек, одетых в серые блузы, стянутые черными поясами, и в лихо заломленных набок фуражках. У каждого в руке было по ружью, ну точь-в-точь солдаты, только семнадцативершковые.
Впереди шли три барабанщика и, на ходу утирая рукавами блуз носы, бойко нажаривали палочками.
Прохожие останавливались и глазели.
Мужчины смеялись, а женщины расплывались в миндальную улыбку и сентиментальничали:
– Деточки вы мои миленькие!
Барабаны вдруг смолкли, и «армия» затянула:
Армию сопровождали: важный господин в шевиотовом пальто, очках и форменной фуражке и еще двое. А позади плелся обоз – две платформы, нагруженные шинелями и узелками с провиантом.
Санька чрезвычайно заинтересовался этой армией, примкнул к ней и пошел рядом, в ногу.
– Р-раз! Р-раз! – командовал мальчик в желтом поясе – взводный.
Санька решил идти с ними хоть на край света.
Они вышли в степь и сделали привал.
Детишки побросали ружья и атаковали платформу с провиантом. Они расселись потом на травке, развязали узелки и принялись за еду. Они запаслись колбасой, сыром, маслом, яйцами, редиской.
У Саньки глаза разгорелись при виде такой массы снеди. Он затесался среди детей и поглядывал то на одного, то на другого с жадностью голодной собачонки.
На него обратил внимание кругленький мальчик с большими серыми глазами. Во рту у него торчала сосиска, а перед ним, на носовом платочке, служившем ему скатертью, лежали жареный цыпленок и огурцы.
– Эй, карандаш! – крикнул он Саньке.
Санька подошел.
– Хочешь поесть?