продолжает начатую с 1857 года на страницах «С.-Петербургских ведомостей» публикацию очерков о польской старине (отдельное издание в 1873 г.), а также печатает работы: «Санкт-Петербург в статистическом отношении» (1860), «Исторические и статистические сведения о существующих ныне государствах» (1860), «О разработке статистики народного просвещения в России» (1863), «Еврейский вопрос в России» (1864), «О развитии женского труда в Петербурге» (1865).
Благодаря широкой эрудиции, умению вычленить существо проблемы и доходчиво изложить свою точку зрения, газетные и журнальные выступления Евгения Карновича привлекали читателей. В авторах такого уровня, такой профессиональной подготовки нуждались тогдашние периодические издания. Не случайно Карнович получал многочисленные предложения выступить по тому или иному поводу в печати. С 1865 по 1875 г. он был постоянным сотрудником газеты «Голос», в 1875-76 редактировал «Биржевые ведомости», в 1881-82 редактировал журнал «Отголоски». Еще более расширилась его читательская аудитория в связи с публикацией, начиная с начала 70-х годов, многочисленных работ по вопросам юриспруденции. Эти материалы охотно печатали известные в России периодические издания; он сотрудничал в «Русской старине», «Древней и новой России», «Историческом вестнике», «Русской мысли», «Неделе», «Наблюдателе», «Народной школе», «Нови».
Занимаясь историческим анализом, – на основе чего писал монографические труды, – не чурался Карнович и более легкого, научно-популярного, как сказали бы мы сейчас, жанра: компилятивные в своей основе, исторические книги «Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий», «Исторические рассказы и бытовые очерки», «Замечательные богатства частных лиц в России», «Родовые прозвания и титулы в России и слияние иноземцев с русскими» создали автору репутацию талантливого популяризатора исторических знаний.
Накопленный за годы работы материал позволил Евгению Петровичу Карновичу сравнительно легко сочинять исторические повести и романы. О помянутой сравнительной легкости беремся судить по формальному признаку – частоте создания художественных произведений. Вслед за целой серией рассказов он печатает роман «Мальтийские рыцари в России», а затем – буквально через год после этого – роман «Любовь и корона», свое наиболее удачное произведение данного жанра.
В русской истории XVIII век – бабий, истинно. С момента прихода к власти царевны Софьи, занимавшей трон в 1681-89 гг. («бабий век», таким образом, несколько опередил XVIII век, хотя и закончился пораньше: вышло «так на так»…), с единственным долгим перерывом, пришедшимся на эпоху Петра Великого, во главе России практически постоянно стояли женщины. Поначалу сие вызывало шок – самим, что называется фактом; впоследствии общество привыкло, как будто так и надо… Женское правление из национального курьеза превратилось в этакую элегантную традицию.
Екатерина I, Анна Иоановна, Анна Леопольдовна, Елизавета, Екатерина Великая. Пять имен, пять колоритных исторических периодов, среди которых не всякий решится выделить и безусловно предпочесть какой-либо один. С точки зрения генерирования позитивных для России явлений условное первенство (в истории, по сути своей, все у с л о в н о) мы бы отдали Екатерине II, однако в том, что касается личностного неблагополучия, – тут, пожалуй, все пять женщин приблизительно равны.
Наименее продолжительное время среди пятерых помянутых женщин находилась у власти Анна Леопольдовна, в лютеранском своем девичестве Елизавета-Екатерина-Христина, – с ноября 1740 года по ноябрь 1741 г. Или, точнее, 381 день. Таким образом, уже в самом выборе главной героини сказался исследовательский интерес писателя. Да кроме того, читать исторический роман, повествующий о сравнительно малоизвестном периоде истории, – для многих интереснее. Так что в этом отношении литературный расчет Е. Карновича оказался правильным.
А для исторического романиста правильный выбор н а т у р ы – это уже полдела. По прошествии века с момента появления романа мы сегодня решились бы утверждать, что «Любовь и корона» – одно из лучших произведений отечественной словесности, посвященное тому времени, когда Россия от архаичного во многом века Анны Иоановны перешла к европеизированной эпохе Елизаветы. Правление Анны Леопольдовны и явилось этаким логически необходимым элементом-переходом, когда русская история делала вдох, переводила дыхание. Тем и примечательно.
На девять десятых роман «Любовь и корона» – это повествование о молодой (по сегодняшним понятиям – так совсем молодой), двадцати одного года от роду, женщине, которая волею судеб фактически сделалась правительницей страны проживания. Месяцы ее правления оказались не лучшими для России; месяцы эти давали не раз и будут еще предоставлять материал для литераторов, – поскольку давно подмечено, что чем хуже то или иное время для страны, тем оно лучше для историков – и тем более для художников, степень вольности обращения с материалом у которых значительно выше.
На долю спокойного, выдержанного, без чрезмерных панегирических интонирований, базирующегося на солидной документальной основе романа о времени Анны Леопольдовны выпал немалый читательский успех. Впрочем, успех, рискнем тут мы предположить, оказался бы и значительнее, когда бы не одно обстоятельство, досадное для Евгения Карновича, курьезное с точки зрения сегодняшнего читателя, вовсе не единичное в истории отечественной литературы.
Карновича невероятным образом опередил Всеволод Соловьев!
Уже после того, как Евгений Карнович закончил сбор материала, логически выстроил фрагменты в единое повествование и даже написал значительную часть книги, – вдруг появляется на прилавках добротный, умный, фактологически достоверный роман «Капитан гренадерской роты», действие в котором происходит в те же, что и у Карновича, месяцы русской истории.
Два больших произведения, построенных на сходных материалах и повествующих об одном и том же хронологическом периоде для книжного рынка 70-х годов XIX века был перебор. Только при умелом распоряжении собранным материалом, при нахождении удачного авторского ракурса мог Карнович рассчитывать на последующий читательский и, следовательно, издательский успех. Иначе говоря, ему предстояло решить, насколько целесообразно выходить на публику с «Любовью и короной» – при том, что трактовать эту проблему приходилось так: что нового роман «Любовь и корона» предложит читателям.
И тут Евгений Карнович показал себя умелым тактиком.
Он, безусловно, понимал, что Вс. Соловьев написал без преувеличения хорошую книгу: интригующую читателя, исполненную легкой, что называется, рукой, с мобильным действием. Зная свой тяжеловатый слог, свою обстоятельную манеру изложения фактов, в помянутых выше областях с Соловьевым он конкурировать едва ли мог. Следовательно, требовалось найти чужие слабые качества и вместо них продемонстрировать сильные.
Вс. Соловьев своим романом «Капитан гренадерской роты» продолжал, едва ли отдавая себе в том отчет, традицию гоголевского «Ревизора» в том, что касается соотношения между формальным заявлением темы (название) и ее воплощением. Подобно тому, как «Ревизор» есть все, что угодно, только не повествование о ревизоре, – так и «Капитан…» – не рассказ о Елизавете, иносказательное прозвание которой вынесено в название соловьевского романа. Однако дело не только и не столько даже в этом. Соловьев сумел написать исторический роман, роман о дворцовых переворотах 1740-41 гг. практически без Анны Леопольдовны, которая у него отнесена к персонажам второго, если не третьего ряда. Из «Капитана гренадерской роты» читатель узнает о Бироне, Минихе, Остермане, а также о Елизавете, Лестоке, де ла Шетарди куда больше, чем о центральной фигуре того периода. Говоря таким образом, мы, однако, не склонны специфику романного структурирования рассматривать как элемент, позволяющий делать о ц е н о ч н ы е выводы. У Всеволода Соловьева получился хороший роман – без Анны Леопольдовны; этим и решил воспользоваться Карнович, намерившийся-таки довести замысел до логического конца.
Прежде всего, он решительно, этаким шахматным, пожалуй, даже ферзевым прорывом вывел Анну Леопольдовну на авансцену; когда правительница и не особенно нужна автору, она продолжает оставаться на переднем плане повествования. В первом, что называется, приближении «Любовь и корона» рассказывает именно об Анне Леопольдовне. И эта подробность выгодно отличает запоздалый роман Карновича. Еще одной существенной особенностью «Любви и короны» оказалось концентрирование авторского внимания на фигурах ближайшего к правительнице возрастного круга. Так, если 29-летний Вс. Соловьев рассказывает главным образом о солидных, немало поживших на свете, в бытовом отношении опытных и ушлых людях, то роман 55-летнего Евгения Карновича – о совсем еще молодых людях. Соловьев рассказывает о том, как делят власть; Карнович ведет речь о том, как люди дружат, любят (или не любят), как пожинают плоды житейской юношеской неосмотрительности.
