которые везут в Антарктиду кучу иностранного народа, который будет участвовать в марафонском забеге на острове Кинг Джорж. Этот марафон, оказывается, устраивается в Антарктиде ежегодно, в конце сезона, и несмотря на то, что поездка сюда для каждого из них стоит по меньшей мере 10 тысяч, от желающих «пробежать 42 километра по ледникам Антарктиды или умереть» отбоя нет. Уже приехали трое англичан, устроителей этого мероприятия, которые на легких вездеходах маркируют трассу. При этом они никак не могут обойтись без нашей станции, и Константин Константинович, становится и здесь главной действующей фигурой. В его же голове рождается прекрасная, на мой взгляд, идея: «Мы попробуем через устроителей марафона собрать какие-то деньги для вашей экспедиции!» — говорит Константин Константинович, и сердце мое обмирает от предчувствия счастливого события в нашей жизни. Мы в этом случае, конечно же, должны поучаствовать в марафоне как команда яхты. И мы согласны бежать, несмотря на все неполадки организма, которые подарил нам любимый наш парусный спорт.
Наконец-то погода прояснилась, и мы с Артуром и Димой отправились на северный берег острова к лежбищу морских слонов. Час ходьбы — и мы опять видим пролив Дрейка. В пределах трех миль от берега он седой. Можно было видеть множество мелких островов и догадываться о большом количестве подводных камней. Ветер был от юго-запада, и море в зоне пяти миль фонтанировало гейзерами, там где волны, идущие с Дрейка, натыкались на твердь. В миле от берега на мели сидел пирамидальный айсберг, и через него летела вода волн. Зрелище было грандиозным, по эмоциям то же, что и водопады «Ха-иши» на Ингури, которые мы собирались, по молодости, проходить на плоту. Морские слоны лежали под нами на песчаном пляже, мы спустились к ним по забитой снегом мульде. Здоровенный слон-самец длиной не меньше пяти метров и штук семь самок вокруг него источали резкий, неприятный запах. Самки при нашем приближении поднимали головы и начинали реветь, показывая мелкие зубы. В тридцати метрах от гарема лежали два котика, один из них был агрессивный и делал выпады в нашу сторону. Стая пингвинов Адели в десяти метрах от нас лезла на крутой снежный склон и, увидев, что мы приближаемся, стала резко поносить, а я вспомнил инструкцию, которой вооружил нас Валера, что если вздумаете схватить пингвина руками, его следует сразу же резко повернуть задом от себя, быстрее, чем он метко обдаст вас поносной струей. Живности было много, было ощущение торопливости жизни. Действительно, до того, как все здесь скует мороз, остались считанные дни. Вот и мы, вернувшись на базу, попали под Балерину затею порыбачить — то, что до сих пор откладывалось из-за непогоды. Мы сели на моторный катер и поехали в южную часть бухты Ардли, бросив якорь в тридцати метрах от черной громады мыса Саффилд. Наверное, убегая от прошлой изоляции и придерживая будущую, мы напитывались разговорами, которые текли обильно и безо всяких задержек. Валера рассказывал про свою жизнь, начиная с учебы в арктическом училище, которое закончил в 1978 году, и о всех ведущих экспедициях в Арктике и Антарктике, в которых с тех пор побывал. Нототения беспрерывно и флегматично брала, мы ее подсекали и тащили из темной глубины, вытягивая длинную лесу, и при этом не прерывали разговор, который затронул все интересное, от полюсов до того, как прокормить семью после возвращения. Мы опять никуда не торопились и спокойно рыбачили и замерзли, при этом к открытой бутылке спирта никто особенно не прикладывался. Рядом с лодкой, выныривая с рыбкой в клюве, азартно рыбачили пингвины, летали поморники, с интересом склонив головы в нашу сторону и наблюдая за рыбалкой. Мы беспрерывно таскали из воды коричнево-золотистую, головастую нототению, отцепляли и бросали ее, разъершенную, в холщовый мешок.
А утром мы сели в ГТТ и поехали на «Артигас» — уругвайскую станцию, откуда должен был начаться марафон. Сюда же от «Шулейкина» и «Мультановского», стоящих на якорях в миле от берега, большие надувные лодки-«зодиаки» возят пестро одетых иностранцев. Они, ступив на землю Антарктиды, бурно проявляют свои чувства, обнимаются, целуются и идут в большую кают-компанию станции. В теплом помещении столпотворение, люди перевозбуждены, идут последние приготовления к долгожданному кроссу. Народ покрывает лица толстым слоем крема, одеваются беговые костюмы, прикалываются номера, при этом беспрерывно выпивается невероятное количество кофе. Команда «Урании-2» тоже здесь и уже готова начинать. И вот наконец дан старт, и человек двести, постепенно вытягиваясь в линию, бегут вверх по леднику. Слева с гор резко дует, попадаются трещины сантиметров по двадцать шириной, которые заметны только вблизи, по льду течет талая вода, и ноги тонут в жиже из воды и снега. Над нами носится вертолет, в котором Аркадий щелкает затвором фотоаппарата. Постепенно организм втягивается, прислушиваясь к диалогу мышцы и сознания. В конце концов тело подчиняется. Дима впереди, я второй среди своих и время от времени посматриваю назад и почему-то не хочу, чтобы меня «достал» Боцман. Я хочу, чтобы в этом поединке победила моя, трезвая система жизни. Но, пробежав до станции «Беллинсгаузен», это восемь километров, со свистом тормозим у любимой столовой. Дима же настроен по-боевому и бежит дальше. Впервые я отказываюсь от своего пути и вместо естественного — бежать до конца — принимаюсь исследовать этот сбой, объясняю себе, что нужно сконцентрироваться на прохождении Антарктики, — это железные для меня доводы, но горечь остается.
Вечером нам сообщили, что мара-фонщики собрали для «Урании-2» 900 долларов. Народ хотел посмотреть на яхту, и вечером мы принимали гостей и рассказывали про экспедицию. Было видно по реакции посетителей, что после привычных шикарных апартаментов «Шулейкина» и «Мультановского», «Урания-2» больше соответствовала образу Антарктики. Бродя по палубе среди вант и мачт и посматривая на горы и ледники сквозь такелаж, народ получал удовольствие от своей причастности к истинным приключениям и не жалел слов, высказывая свои чувства. Для нас же это был последний вечер на «Беллинсгаузене», на следующее утро был намечен отход. Было действительно грустно прерывать праздник, это чувствовалось и на прощальном вечере.
А утром, несмотря на то, что мы условились выходить сразу же после завтрака, пошли неучтенки и сбои в системе — мы за четыре дня пребывания на станции вросли в коллектив настолько, что оторваться враз так и не смогли. Во-первых, все вдруг вспомнили о том, что нужно отослать открытки домой с чилийской станции. Дальше выяснилось, что Боцман оставил вчера в сауне сушить свои кроссовки и теперь не мог их оттуда вызволить, так как там с утра парился женский персонал станции Чили и парилку по этой причине почему-то нужно было обходить стороной. Меня не смутило то, что там парилась внучка Пиночета, и я попросил Олега вызволить из бани боцмановс-кие кроссовки. Олег, как хороший знакомый дам и знающий в необходимом объеме испанский язык, вернулся из бани, невозмутимо держа в руках кроссовки. Все было готово к отходу. В торжественной обстановке при огромном количестве полярного народа Константин Константинович произнес жаркое напутствие и вручил нам в красивой коробке бутылку водки. Она выскользнула из коробки, которую я держал, упала на камни и не разбилась!!! Пока мы плыли к яхте и мучились с отдачей швартовых с буя, полярный народ стоял кучкой на берегу и никуда не расходился. Наконец, когда мы под-. няли паруса, с берега долетела отчетливая команда Константина: «Оружие… заряжай!» — и после отчаянной пальбы в небо до нас долетела следующая резкая команда: «Сдать оружие!» Мы сделали прощальный круг под возгласы провожающих и пошли на выход из залива. С берега нам долго махали наши друзья, а наши сердца уже предвкушали одиночество. Отвечая им, мы все больше и больше ощущали рубеж, где кончалась беззаботная жизнь и начиналась новая, полная неизвестности, длиной в несколько тысяч миль в Южном Океане. Над Антарктидой белым молчанием нависла осень, и мы уже крепко опаздывали.
Опять знакомый шелест, с каким «Урания-2» режет воду. Мы идем широким проливом Брандсфилд, справа по борту белыми шапками застыла цепочка Шетландских островов, и пока яхта идет, они разворачиваются, открывая нам свои спрятанные бока. Собственно, до выхода в море Беллинсгаузена нам предстояло пройти на юго-юго-запад вдоль всего Антарктического полуострова через многочисленные острова и проливы, там где лежала настоящая Антарктида, с ледниками, айсбергами и дрейфующим льдом. Это был Архипелаг Палмер, куда мы и направили свою яхту.
На нашем пути, в шестидесяти милях от Кинг-Джоржа, лежал остров Десепшен, и вскоре он появился черным углем на белых пространствах Антарктики. Остров Десепшен — это большой вулкан, восемь миль в диаметре, внутри которого в самом кратере плескалось море. Зайти на яхте в кратер можно было через узкий пролом в скалах шириной в несколько десятков метров. Внутри кратера глубины были более чем достаточные, и мы туда сунулись. Мы осторожно пробирались вдоль кроваво-коричневых, переходивших в синеву скалистых склонов, которыми обрывался внутрь сам кратер. В некоторых местах, там, где магма задержалась на пологих склонах, она была представлена невероятной расцветкой, здесь были намешаны в основном красные, синие и черные цвета. Крутые склоны были черны, там расплавленную породу поглотило море. Сам вулкан молчал уже не одну тысячу лет, но горячие гейзеры до сих пор били по периметру кратера,
