Глава пятнадцатая
«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТИРАН!»
После недолгих блужданий киммериец наткнулся на Мадазайю: кушит, оказывается, сумел ухватиться за обломок галерного весла и, оседлав поток, выплыть с ним за пределы арены. Чернокожий воитель спасся благодаря привычке сражаться почти обнаженным и еще благодаря необычному умению, привезенному с родины: Мадазайя был необыкновенно ловок, когда доходило до переламывания крокодильих челюстей. На городских улицах царил полный беспредел, к тому же луксурцы с понятным подозрением относились теперь ко всему, что как-либо напоминало о Коммодорусе и его злосчастном Цирке. Однако двоим гладиаторам было не привыкать бороться за жизнь. Тем более что еды и питья в Луксуре хватало, уж во всяком случае, в течение первых нескольких дней. Были и всяческие источники благосостояния — иди и бери, если есть руки да голова. Поэтому нужды испытывать не приходилось.
Конан вскоре прослышал, что большинство артистов из труппы Ладдхью благополучно пережило катаклизм и устроилось на храмовых землях, взявшись присматривать за священным зверинцем. Их домики, где они раньше обитали около Цирка, даже после перекрытия акведуков оказались непригодными из-за наводнения и огромного количества трупов поблизости. Так что прежняя жизнь, сытая и не очень обременительная, кончилась безвозвратно. Конан, впрочем, не сомневался, что труппа вскоре отыщет благодарных ценителей своих разнообразных талантов.
— Слушай, Мадазайя, — сказал он как-то утром, когда они полеживали в пиршественной зале богатой бесхозной виллы, временно ставшей их домом. — Знаешь, я давным-давно не бывал в Куше! Скажи мне, дружище, по-прежнему ли деревья сгибаются до земли, когда на них стаями опускаются дикие попугаи? И саванна дрожит до самого горизонта, когда по ней бегут стада антилоп?..
— Истинно, Конан, все так, как ты говоришь, — подтвердил его приятель. — Ты до того хорошо описал мою родину, что мне и самому вдруг захотелось домой!
— Я тут подумал, — сказал киммериец,— что мне определенно не повредило бы от души поохотиться. Надоели большие города, жрецы, тираны и тому подобная херня. Хочу пожить дикой жизнью, спокойно и просто. А тебе, стало быть, захотелось вернуться домой?
— Да, и я с радостью пригласил бы тебя погостить, — отозвался бывший Мастер Меча.— Но как же твоя девушка и ее ручная тигрица? Все эти ночи я спал вполуха и ждал, чтобы они появились: думаю, вот сейчас явятся, и девушка займется тобой, а со мной станет развлекаться тигрица...
— Нет, Мадазайя, они не придут, — сознался Конан.— Честно говоря, я, кажется, для цирковой жизни не очень-то подхожу. А она, я уверен, никакой другой и знать не захочет. Так что лучше уж все оставить как есть!
Приняв, таким образом, решение о своей дальнейшей судьбе, друзья не стали надолго задерживаться в Луксуре. И правильно сделали, ибо вскоре в городе начались гонения и выступления против чужеземцев, продолжавшиеся почти две недели. Ибо можно ли было сомневаться, что катастрофа, унесшая множество жизней, явилась не чем иным, как наказанием за воспринятие безбожных чужеземных обычаев? А гибель гладиаторов, растерзанных рыбами и крокодилами, — символической местью и торжеством исконно стигийских звероголовых Богов?
Когда же все кончилось, когда были потушены последние пожары, а ненавистные коринфийцы изгнаны из столицы, в ней придел к власти и начал насаждать законность новый Тиран — молодой, суровый правитель. Звали его Дат. Он сумел объединить уличные шайки, заставил их следить за порядком вместо разбежавшейся городской стражи и таким образом прекратил безобразия. Потому-то и облек его столь высоким доверием старый Некродиас, Первосвященник храма Сета.
Едва лишь начался семилетний срок правления, Дат первым же указом велел сровнять с землей безобразные руины Империум-Цирка. На месте арены решено было выстроить усыпальницу, где благочестиво захороненные жертвы печальных событий смогут обрести вечный покой.
Так уцелел древний город Луксур, а жители его вернулись к праотеческим традициям, в лоно мудрых и справедливых Богов.
