Роль Агохофа во всем этом процессе была не до конца ясна. Тощий юнец склонялся над устройством, смотрел в свиток и бормотал себе под нос на чужом языке с совершенно отсутствующим видом. Время от времени он нагибался вперед и делал пассы руками с задней стороны диска, как будто подпирая его. В остальное время его руки бессмысленно порхали в воздухе.
Конан остановился перед Агохофом и легонько ударил своим топором о стальной нагрудник, чтобы привлечь внимание колдуна. Юнец бросил на него раздраженный взгляд, и Конан проговорил сквозь стиснутые зубы:
— Град вызываешь, а?
— Да, — ответил Агохоф, снова возвращаясь к своей нечистой работе. Казалось, он едва замечает могучего, забрызганного кровью варвара, высящегося над ним. Он продолжал возиться со своим устройством и рассеянно бормотал: — Потрясающие результаты… еще никогда не было столь превосходных условий…
Конан прервал его:
— Ты уничтожил деревню.
Агохоф отмахнулся:
— Неважно. Деревня отдана мне… для испытаний.
Залитая кровью рука Конана вознесла высоко над головой его страшное оружие.
— Испытания, говоришь? Так вот тебе испытания!
Конан обрушил топор на серебряный диск.
Раздался звон, который, казалось, отразился в других измерениях. Деревянная рама была разбита этим ударом в щепки. Диск взорвался во вспышке света, которая опалила лица всех леденящим холодом. Хотя, когда сияние погасло, от странного серебристого металла не осталось и следа. Топор Конана лежал на земле, точнее, лежало топорище. Что до закаленной стали, то лезвие топора разлетелось на множество обломков.
— Мой треналлиум! — Агохоф оторвал взгляд от разбитого устройства и устремил его на Конана. Гримаса гнева и ужаса исказила его лицо, обнажив выкрашенные цветными красками передние зубы. — Как ты посмел!.. — прошептал он.
— Ты и в самом деле хочешь знать, как я осмеливаюсь? — сказал Конан, кладя руку на рукоять меча.
— Слишком много себе позволяешь, — рявкнул ему в ухо хриплый голос Гундольфа. Капитан встал между колдуном и варваром. — Пожалуйста, волшебник, пощадите его! — В грубом голосе старого воина звучал суеверный ужас. — Это один из лучших моих людей. Он спятил… от силы твоей магии!
Агохоф недоверчиво глядел на Конана. Гундольф повернулся и силой потащил варвара назад, в толпу остальных наемников. Затем юный маг с отвращением тряхнул головой и вернулся к своему свитку, начав сворачивать его.
Гундольф схватил Конана под руку и поволок его дальше, прочь от наемников, которые поспешно расступались. Они прошли сквозь ворота и вошли под парапет, оказавшись вне досягаемости града, а также глаз и ушей колдуна. Только тогда Гундольф назидательно заговорил:
— Тебе нужно учиться уважать власти, иначе ты никогда не преуспеешь среди наемников. — Он сердито постучал кулаком Конана в грудь. — Знаю, это был отвратительный спектакль, но ты должен держать себя в руках. Иначе мигом станешь врагом не только Агохофа, но и принца.
Конан упрямо помотал головой:
— Это колдовство нам ни к чему. Волшебник колдовал без всякой практической пользы. Ивору нужна поддержка его народа! — Он скрестил руки на груди. — Ведь он же не желает, чтобы его разрубили на части его собственные солдаты!
Гундольф пожал плечами:
— Кто знает? Жители той деревни снабжали лагерь провиантом и были преданы королю Страбонусу. Платили ему налоги. Может быть, он хотел их показательно проучить. — Гундольф взмахнул рукой, будто прогоняя какое-то видение. — Подобные решения принимаются не здесь. Не твое и не мое дело обсуждать их. Впредь будь осмотрительнее. И хватит об этом!
Зено стоял поблизости, с интересом наблюдая за выволочкой. На его мокром от дождя лице под короткими темными волосами лежал отблеск радости. Выждав из вежливости паузу, он подошел к Гундрльфу и отдал ему честь.
— У нас сто двадцать четыре пленных. Остальные из королевских мертвы или бежали. Наши потери составляют восемь убитыми и двадцать два ранеными.
— К тем восьми можешь прибавить еще двоих для круглого счета, — встрял Конан. — Я набрел на Стенгара и Лалло. Они были вопреки приказу в той деревне. И я… я оставил их там.
Зено с подозрением глядел на Конана. Гундольф, глядя на них обоих, быстро проговорил:
— Несомненно, их убил град Агохофа. Зено, пошли туда шесть человек, чтобы принесли трупы. И остереги их насчет мести деревенских жителей, если там кто-нибудь еще жив.
Зено медлил так долго, как только мог, прежде чем уйти.
— О Лалло и Стенгаре… — начал Конан.
— Молчать! — перебил его Гундольф. — Я могу представить себе, что там произошло, но предпочитаю этого не делать. Кроме того, их гибель может оправдать твои враждебные действия относительно Агохофа. Во всяком случае, в глазах других наемников. Что до тебя, Конан… — Капитан строго посмотрел на него. — Наша сегодняшняя победа — твоя заслуга. Я должен тебе официально заявить, что произвожу тебя в лейтенанты. — Он серьезно покачал головой. — Тебе это действительно далось нелегко. И держись теперь подальше от колдуна!
— Спасибо, старый дружище. — Конан положил руку на плечо Гундольфа и кивнул. — А что до этого Агохофа — помяни мое слово, для всех нас было бы лучше, если бы я сегодня снес башку этому богопротивному выблядку.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПРАЗДНЕСТВО
Зал Совета в государственном дворце Тантизиума, обычно огромный и мрачный, в этот день был празднично украшен. Множество пышно разодетых аристократов и офицеров восседало на мягких диванах или стояли тут и там, разговаривая все больше о государственных делах. Некоторые прогуливались по коридорам дворца выходили в сад через высокие арочные двери.
Самая большая и роскошная компания подобралась на дальнем конце зала. Там окружили принца Ивора в шелковом одеянии и сером плаще, который серьезным тоном втолковывал что-то своим слушателям. Его личная охрана ограничивалась на этот раз всего двумя чрезвычайно суровыми солдатами, которые стояли за его спиной, глядя на собравшихся беспощадными глазами.
Длинные столы были накрыты золотой посудой, обильно украшенной драгоценностями. Кубки были из платины. Слуги и прислужницы в экзотических одеждах подавали блюда. Сквозь высокие окна, выходящие во двор, проникал лишь слабый свет. Слуги внесли высокие канделябры и установили их вдоль стен. В помещении стало темнее. Только островки пламени вокруг канделябров рассеивали тьму.
Конан подбоченился под пристальным взором ищущих глаз одной из прислужниц, одетой весьма умеренно — только в полоску прозрачного муслина. Он пил из кубка, до краев наполненного вином, смешавшись с толпой гостей. На киммерийце были блестящая кожаная лорика и красная шелковая рубаха, одолженная у Гундольфа (хотя в плечах она ему подходила, но была коротковата, так что под поясом то и дело мелькало голое тело; впрочем, ничего страшного — пусть поглазеют на стальную мускулатуру, ничем не прикрытую).
Когда он дошел до противоположного конца большого зала, его золотой кубок был уже почти пуст. Он остановился возле своего капитана, занявшего место под темным балконом, и обратился к нему пьяным голосом:
— Клянусь Кромом! Если Ивор действительно хочет нас наградить, ему нужно всего-навсего подарить
