рязанский престол. Два года спустя, в 1219 году, «беззаконный» Глеб со множеством половцев приходил к Рязани, но был разбит Игорем и навсегда покинул Рязанскую землю. Сам Игорь Ингваревич умер незадолго до нашествия татар, в 1235 году. Его сыну Юрию16 с родичами — князьями рязанскими, муромскими и пронскими — и предстояло принять непростое решение.
Князья выступили навстречу татарам к «Воронежу» — так называлась местность в бассейне реки Воронеж и двух его соименных притоков — Лесного и Польного Воронежа. Здесь, по-видимому, и проходили переговоры с «женой-чародеицей» и её спутниками. Одновременно рязанский посол отправился просить помощи у великого князя Юрия Всеволодовича[5].
В начале XIII века Рязанское княжество на время оказалось в полной зависимости от Суздаля, и великий князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо (отец Юрия Всеволодовича) распоряжался в Рязани, как у себя дома. Сам Юрий Игоревич в числе других своих родичей ещё в 1207 году оказался в плену у Всеволода и пробыл в заточении до самой смерти суздальского князя в апреле 1212 года. Сын Всеволода Юрий выпустил рязанских князей, а смута в самом Владимиро-Суздальском княжестве и начавшаяся здесь междоусобная война между братьями Всеволодовичами, сыновьями Всеволода Большое Гнездо, привели к возрождению былой самостоятельности Рязанской земли. Но в случае необходимости рязанские князья по- прежнему обращались за помощью в Суздаль, видя во владимиро-суздальском князе своего защитника и покровителя18. Однако на этот раз Юрий Всеволодович помощи Рязани не оказал. Или, точнее, сильно задержался с нею — суздальские полки появятся в Рязанской земле уже после того, как будет сожжена столица княжества. Враждебно настроенный к Юрию новгородский летописец прямо осуждал его за это: «Юрий же сам не пошёл, ни послушал князей рязанских мольбы, но сам хотел отдельно брань сотворить». Но истинных мотивов поведения великого князя мы не знаем. Что двигало им? Простая ли нерешительность? Или же присутствие сильных монгольских отрядов у границ его собственного княжества, которое он должен был защищать в первую очередь? Вполне вероятно, что одновременно с рязанским посольством князь принимал и послов от татар, которые предлагали ему мир (разумеется, лишь на словах, выигрывая время и выводя из игры сильнейшего из своих противников). Позднее, уже после трагической гибели Юрия Всеволодовича на реке Сити, суздальский летописец, автор его посмертного некролога, будет воздавать ему хвалу за отказ от «постыдного» мира: «…ведь прежде присылали послов своих окаянные те кровопийцы, говоря: “Мирись с нами!”; он же того не пожелал»19. Но татарские послы уехали тогда от великого князя «одарены», то есть с богатыми подарками, которыми Юрий, наверное, хотел откупиться от них. Надо полагать, что он по-прежнему выжидал, не зная, как обернётся дело, надеясь, что ему удастся отвести удар от собственного княжества и всё ещё не желая понять, что гибель Рязани означает и неизбежную гибель его земли.
Так в решающий момент рязанские князья остались один на один с грозными завоевателями. Отпуская послов обратно к Батыю, они передали с ними такой исполненный чувства собственного достоинства ответ: «Когда нас всех не будет, тогда всё то ваше будет». Наверное, князья понимали, что слова их могут сбыться, и очень скоро. Но другого пути у них попросту не оставалось.
Существует ещё один рассказ о переговорах рязанских князей с Батыем. Он читается в так называемой «Повести о разорении Рязани Батыем» (XVI век), включённой в цикл повестей о Николе Заразском. (Цикл этот связан с почитаемым в Рязанской земле образом святого Николая Чудотворца, хранившимся в городе Зарайске, или Заразске.) Согласно этому позднему и во многом легендарному источнику, «безбожный царь Батый» остановился на реке Воронеж, откуда и прислал к «великому князю Юрию Ингоревичу» своих послов «безделных», прося десятину во всём — «в князьях, и во всяких людях, и во всём». (Упоминание «царского» титула Батыя, как и великокняжеского Юрия Игоревича указывает на позднее происхождение текста.) Юрий, посоветовавшись со своими родичами, отправил к Батыю сына, княжича Фёдора, «с дарами и молениями великими, чтобы не воевал Рязанской земли». Фёдор поднёс Батыю дары, и тот, «льстив бо и немилосерд», принял их и лживо пообещал не нападать на Рязанскую землю. Сам же «яряся хваляся воевати Русскую землю». А далее приведены подробности переговоров татарского «царя» с рязанским князем, рисующие крайне отталкивающий образ «безбожного и немилосердного» Батыя, обуреваемого, помимо прочего, плотскими страстями. Батый начал просить у рязанских князей дочери или сестры «себе на ложе». В самом этом требовании ничего необычного не было: взятие в жёны дочерей или сестёр правителей покорённых или союзных народов было непременным условием вхождения той или иной области в состав Монгольской империи. Как и «десятина во всём», это означало покорение Рязани власти татар. Однако «дщери или сестры» рязанских князей Батыю показалось мало. Один из вельмож «завистию» начал наговаривать ему на жену самого Фёдора Юрьевича, приведённую из Греческой земли: «яко имеет у себя княгиню от царского рода, и лепотою телом красна зело». Батый, «лукав есть и немилостив в неверии своём, пореваем в похоти плоти своея», обратился к Фёдору:
— Дай мне, княже, видеть жены твоей красоту!
Смысл сказанного не оставлял места для сомнений относительно намерений «безбожного царя». И Фёдор с мужеством отвечал ему:
— Не подобает нам, христианам, тебе, нечестивому царю, водить жён своих на блуд — если нас одолеешь, то и жёнами нашими владеть начнёшь!
Разъярившись, Батый повелел убить князя, а тело его бросить на растерзание зверям и птицам; тогда же были перебиты и иные князья и «нарочитые люди воинские», прибывшие в посольстве вместе с Фёдором Юрьевичем (в действительности татары весьма терпимо относились к послам и никогда не убивали их). Тело убиенного князя сумел тайно схоронить некий из его «пестунов», то есть воспитателей, по имени Апоница; он спасся от расправы и поспешил с горестной вестью в Рязань — но не к князю Юрию Игоревичу, как можно было бы подумать, а к княгине Евпраксии, жене Фёдора. В то время она стояла в «превысоком храме своём» (то есть в тереме), держа на руках сына-младенца Ивана. «И услыша таковые смертоносные глаголы и горести исполнены, и абие (тотчас. — А. К.) ринуся из превысокого храма своего с сыном своим, со князем Иваном, на среду земли и заразися (разбилась. — А. К.) до смерти»20.
Весь этот трагический эпизод представляет собой распространение краткой записи о том же событии из «Сказания о перенесении образа Николы Чудотворца из Корсуня в Рязань» — центрального памятника «Заразского цикла». Возник же он, очевидно, для объяснения названия чтимой рязанской иконы — по имени города, в котором она хранилась, именуемой Заразской (то есть Зарайской): «И от сия вины (по этой причине. — А. К.) да зовётся великий чудотворец Николай Зара[з]ский, яко благоверная княгиня Евпраксея с сыном князем Иваном сама себя зарази»21. Но это свидетельствует об очень позднем, не ранее XVI века, происхождении самой легенды, положенной в основу повествования, — ведь новое название города — Заразск, или, точнее, Никола Заразский, — приходит на смену прежнему — Осётр, или Новгородок на Осетре, — лишь в 30-е годы XVI века22.
Между тем громадное татарское войско выступило по направлению к Рязани. «И начали воевать землю Рязанскую, и пленили её до Пронска», — сообщает летописец23. Остальные отряды татар если и действовали на других направлениях (в частности, у границ Владимиро-Суздальского княжества), то лишь для отвлечения сил противника от места нанесения главного удара. Город Пронск, расположенный к юго-западу от Рязани, на берегу реки Прони, притока Оки, сумел продержаться дольше других рязанских городов. Судя по свидетельству южнорусской Ипатьевской летописи, татары захватили его уже после того, как пала Рязань, и притом захватили «лестью», то есть обманом, а не штурмом.
16 декабря татары осадили Рязань. Старая Рязань, столица княжества, располагалась на правом, крутом берегу Оки, немного ниже впадения в неё Прони (в 60 километрах ниже нынешней Рязани — древнего Переяславля-Рязанского). Заново отстроенный после 1208 года (когда он был сожжён суздальским князем Всеволодом Большое Гнездо), город был защищён мощным земляным валом и деревянными стенами с башнями. Но монголы за время своих походов научились брать и не такие крепости. «Тогда же поганые иноплеменники обступили Рязань и острогом огородили её, — свидетельствует летописец, — князь же рязанский Юрий затворился в граде с людьми». В осаде Рязани участвовали все главные царевичи, выступившие в Западный поход. Рашид ад-Дин, в сочинении которого имеется отдельное упоминание об этом русском городе, называет царевичей поименно: «Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан, Кулкан, Кадан и Бури вместе осадили город Арпан и в три дня взяли его (в действительности осада Рязани длилась дольше. — А. К.)»24. Особо отличился Менгу, который, по свидетельству китайских источников,
