Желание солдат из полка Караваева все же сбылось; конечно, не потому, что этого хотели солдаты, и не потому, что их просьбы учли генералы, а просто потребовалось усилить группировку, наступающую на Берлин. Пришел приказ — и некоторые части на машинах автомобильных батальонов стали совершать форсированный марш к центру Германии. Был среди этих частей и полк Караваева.
Замелькали готические надписи на белых указках — разные бурги, дорфы, ланды, фельды, хорсты, лебены: городки с красными черепичными крышами, домики с балкончиками, башенками, цветами на подоконниках, фольварки и господские дома, заводики, пивные, кафе, сосисочные, магазины, чистые леса, хорошо разлинованные поля, начинающие зеленеть свежей травой.
Автострада бежала в глубь Германии — великолепная, широкая, ухоженная, под нее ныряли или перелетали над ней по могучим мостам, нигде не пересекаясь, не мешая движению, рокадные дороги.
По обочинам автострады и по всем боковым дорогам струился поток людей. Они толкали перед собой тележки, несли на спинах мешки, вели нагруженные велосипеды, катили детские коляски. Шли на восток из неволи русские, белорусы, украинцы, поляки. На запад — англичане, французы, болгары, чехи и другие жители Европы. Они приветливо махали солдатам, которые неслись на машинах к Берлину добивать там фашистов.
К Берлину было стянуто так много частей, что не хватало места, дивизии стояли в затылок, ожидая возможности ударить по «логову».
Полк Караваева сосредоточился в пригороде, ждал отставшие тылы. Все радовались приближению победы, и в то же время как-то не верилось: неужели и вправду конец войне?
* * *
Уже не весь Берлин, а только его центр оставался в руках фашистов. Ну какая могла быть в этот момент для разведчика работа? И наши и немцы не сомневались, что боям осталось греметь недолго.
Раньше Василий со своими разведчиками определял силы и группировку противника, искал его резервы, выявлял позиции артиллерии, расположение штабов, разгадывал замыслы фашистского командования. Теперь ничего этого не нужно. Все ясно. Вот дымятся развалины Берлина, фашистской армии больше не существует, резервов нет, замыслов нет.
Ромашкин лазил с разведчиками по развалинам, приводил пленных, в которых теперь недостатка не было. В любом подвале без хлопот можно было взять фашистского офицера, а то и двух-трех. Порой они сами шли навстречу, выставив перед собой на палке белую тряпку.
Однажды Василию в голову пришла простая и ошеломляющая мысль: «А где же Гитлер? Ведь где-то здесь он, совсем рядом, в этих горящих и затянутых дымом развалинах. Вот бы кого захватить! Ну ладно, пусть даже не самого Гитлера, а какую-то высокопоставленную шишку, допустим, Геринга или Геббельса. Сейчас они все сбились в кучу, их наверняка охватила паника, будут удирать поодиночке. Какой для нас удобный момент!..»
Ромашкин отыскал начальника разведки майора Люленкова — он в покинутой хозяевами квартире устроил стирку.
— Вот, коверкотовую гимнастерку всю войну в «сидоре» протаскал, а теперь понадобится. Я думаю, большой праздник в честь победы будет. Наверное, столы вдоль улиц выставят, и будем пировать дня три, не меньше.
Когда Ромашкин рассказал о своих размышлениях, майор посмотрел на него с укором.
— Раньше я посылал тебя на задания, а теперь в первый раз хочу отговорить. Ну, зачем тебе эта затея? Героя получить хочешь? Ты и так герой, только без Золотой Звезды. Жив остался — вот тебе самая большая награда за все. Живи и радуйся. К тому же Гитлер не в наших с тобой масштабах. Им занимаются штабы покрупнее. Не уйдет!
— Я и не говорю, что мы одни ловить его будем, — настаивал Ромашкин. — Те, кому положено, пусть делают свое. А мы где-нибудь сбоку подстрахуем на всякий случай.
— Ты даже помешать можешь. Нам ведь неизвестно, где, что и когда предпринимается на этот счет.
— Можно согласовать. Спросить разрешение. Пойдемте к Колокольцеву. Интересно, что он посоветует.
Начальник штаба отводил душу за самоваром. Он пил крепко заваренный чай, держа в руке свой подстаканник, поглаживал его и, возможно, даже говорил, как старому другу: «Ну, вот мы и отвоевались…»
Ромашкина и Люленкова начальник штаба встретил радушно, усадил их за стол, стал угощать своим особым ароматным чаем.
Выслушав, с чем они пришли, Колокольцев долго и задумчиво смотрел на свой стакан. Ромашкин сейчас лишь заметил, что Виктор Ильич пожилой человек, кожа на его тщательно выбритом лице кое-где обвисает, под глазами припухшие мешочки. «Наверное, он очень устал, — подумал Ромашкин, — ему хочется покоя и тишины. Уж если молодой, здоровый Люленков меня отговаривал, то утомленный Колокольцев, конечно, не поддержит».
А Колокольцев, не торопясь, сказал:
— Есть в вашем намерении, голубчик, много «но». Даже если предположить, что штаб фронта или армии даст разрешение, где вы будете искать Гитлера? Сейчас там, — он махнул в сторону гремящего боя, — такое скопление, такая теснота, что вы не сможете даже пробиться к зданию ставки. К тому же у Гитлера, несомненно, очень сильная охрана.
— Я все это понимаю и не собираюсь лезть в его штаб. Мы притаимся где-нибудь неподалеку. Ведь должен он попытаться удрать? На самолете, в танке или в автомобиле. Вот мы и засядем где-то на пути к самолету или к машине. Гитлер наверняка не захочет, чтобы его бегство видели. Будет смываться тайно, с небольшой группой самых близких. Вот мы и защучим их в этот момент.
Колокольцев поморщился:
— Какие слова — «смываться», «защучим». Вы же будущий кадровый офицер!
— Извините, товарищ подполковник.
— Да, затея лихая! — внезапно оживился Колокольцев. — Правда, захват Гитлера не имеет сейчас стратегического или даже оперативного значения. Но смысл политический, логическая точка, так сказать, в этом есть. Эх, если бы не годы и не эти бумаги, тряхнул бы я стариной — пошел бы с вами!..
Ромашкин не ожидал такой удали от старого офицера, но сразу понял, что это бурлят в нем воспоминания о молодости и говорит душа «охотника» первой мировой войны. «Видно, тот, кто стал разведчиком, в душе остается им навсегда. И я, если доживу до старости, такой же буду».
Колокольцев долго звонил по телефонам, говорил с начальниками и какими-то старыми друзьями, наконец вернулся к столу, сказал:
— Как я понял, вышестоящие инстанции тоже предпринимают необходимые меры. Не хотели разрешать, но потом согласились. Правда, вам запрещено проникать в подземные укрытия немецкой ставки. И вы обязаны постоянно информировать по радио, где находитесь и что вам станет известно о Гитлере. А на все решительные действия обязаны получить особое разрешение сверху. Связь будете поддерживать своей рацией через меня. Сведений о том, что Гитлер покинул Берлин, пока нет. Ставка его здесь, все распоряжения идут из Берлина. — Колокольцев выпрямился, помолчал торжественно и значительно. — Ну, Василий Петрович, благословляю тебя на дело сие. Не отговаривал потому, что ты настоящий русский офицер и достоин славы, которая тебя ждет в случае удачи! Ни пуха тебе, ни пера. — Колокольцев обнял Ромашкина, троекратно поцеловал крест-накрест. — Иди! Когда все будет готово, вместе доложим командиру.
Прежде всего надо было подобрать хорошую группу. Ромашкин всегда был сторонником группы небольшой, состоящей из «зубров». И на этот раз решил идти с такой же. Первыми и непременными участниками будут Иван Рогатин, Саша Пролеткин, с которыми прошел всю войну. «На все задания ходили вместе, и на последнее пусть идут оба. Возьму еще Шовкопляса, Хамидуллина, Голощапова, Вовку Голубого, ну и радиста Жука».
