вино в рог и запел грустную песню. Пел Гулиев тихо, полузакрыв глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. Василий и Женя, хотя и не понимали слов, сразу покорились мелодии. Она не вызывала слез, не подавляла, а как бы очищала сердце от тяжести, заставляла расправить плечи, ощутить в себе силу. От Женькиной мелкой хитрости не осталось и следа. Все трое — и Женька, и Василий, и, конечно, Гулиев — ощутили себя участниками старинного ритуала и целиком были захвачены его торжественностью. Емкий рог несколько раз обошел их небольшой круг. Василий, почувствовав облегчение, просил Гулиева:
— Спой, пожалуйста, еще. Спой, дорогой Гулиев. Песни твоего народа целительнее вина.
* * *
В предвидении наступления фашистов советские полки и дивизии, оборонявшиеся на Курской дуге, пополнялись до штатной численности.
В полк Караваева очередное пополнение прибыло рано утром. От станции выгрузки бойцы шли пешком всю ночь и вымотались изрядно. Когда построили их в две шеренги на дне оврага, картина была не очень красивой. Шеренги выпячивались и западали, поднимались вверх и проваливались вниз, повторяя неровности рельефа местности. В пополнении преобладали молодые, только что призванные, в необмятых еще шинелях и неразношенных ботинках, казавшихся огромными и тяжелыми, как утюги. Но были здесь и выписанные из госпиталей фронтовики в ладно сидевшем, хотя и поношенном, обмундировании, невесть как и когда добытых яловых сапогах.
Распределять пополнение вышел майор Колокольцев. Начальники служб и командиры специальных подразделений прохаживались вдоль строя, искали нужных им людей.
— Плотники, кузнецы, строители есть? — громогласно вопрошал полковой инженер Биркин и записывал фамилии откликнувшихся.
— Радисты, телефонисты! — взывал начальник связи капитан Морейко.
— Боги войны имеются? — басил артиллерист Богданов.
Каждому хотелось заполучить готового, на худой конец, почти готового специалиста. Но существовала определенная последовательность в распределении вновь прибывших. И Колокольцев сразу водворил порядок:
— Кончайте базар! Незачем зря время тратить!
Первым имел право подбирать себе людей капитан Люленков. Он появился перед строем в сопровождении Ромашкина, ухарски сдвинув пилотку на правый висок. Зычно скомандовал:
— Кто хочет в разведку, три шага вперед!
Строй не шелохнулся.
— Наверное, вас не расслышали или не поняли, — тихо сказал капитану удивленный Ромашкин.
Люленков не в первый раз имел дело с пополнением. С ехидцей ответил Ромашкину:
— Они поняли все. Это, знаешь, не в кино. — И вновь, обращаясь к прибывшим, заговорил тоном искусителя: — В разведке особый паек, сто граммов зимой и летом.
— И девять граммов свинца без очереди, — откликнулся кто-то в строю.
— Ну, те граммы на войне любой получить может. А в разведке служба интересная, особо почетная.
Бойцы стояли потупясь, никто не хотел встретиться взглядом с капитаном.
— Неужели все прибывшие — трусы? — обозлился Ромашкин.
— Погоди, не горячись, — остановил его Люленков.
— А при чем здесь трусость? — громко и обиженно спросил из строя высокий боец с густыми русыми бровями и строгим длинным лицом.
— Как при чем? Боитесь идти в разведку, — продолжал горячиться Ромашкин.
— Боимся, — подтвердил высокий боец. — Но не из трусости.
— Как же это вас понимать?
— А так и понимайте. Товарищ капитан правильно говорит: разведка — служба особая. Не каждый в себе чувствует такое, что надо для разведки, вот и опасаемся. А вы сразу нас — в трусы. Нехорошо, товарищ старший лейтенант.
Ромашкин смутился. Действительно неловко получилось, обидел всех сразу, не подумав брякнул.
— Ну, ладно, — примирительно сказал Люленков, — вот вы сами пойдете служить в разведку?
— Если надо, пойду.
— Надо.
— Значит пойду.
— Фамилия?
— Севостьянов Захар.
— Запиши, Ромашкин. Кто еще хочет? Имейте в виду, товарищи, разведка — единственная служба в армии, куда идут по желанию.
— А хиба ж нихто не пожелае, тоди разведки не буде? Услепую воювати, чи як? — звонко спросил голубоглазый, чернобровый, черноусый украинец.
— Ну, тогда приказом назначат. Без разведки еще никто не воевал. Однако лучше, когда человек идет по собственному желанию. Почему бы вам, например, не пойти? — спросил его капитан.
— Та я вроде того хлопца; не знаю, чи е у мени потрибные качества, чи немае.
— Ты парень здоровый, веселый — нам такие как раз и нужны. Подучим, будешь лихим разведчиком. Кстати, в разведвзводе служит твой земляк Шовкопляс, — сказал Люленков.
— Ну, тоди зачисляйте. Зовут Миколой, фамилие Цимбалюк.
— Товарищ капитан, и со мной поговорите! Может, я сгожусь, — попросил щуплый паренек с веснушчатым озорным лицом. Он улыбался, обнажая мелкие зубы.
— Фамилия? — спросил Люленков.
— Пряхин Кузя.
В строю засмеялись. Пряхин не растерялся, тут же дал насмешникам отпор:
— Ржать нечего. Меня Кузьмой зовут, а сокращенно, значит, Кузя.
Капитан оценивающе рассматривал Пряхина.
— Откуда родом? Чем занимался до призыва?
— Из-под Рязани. Колхозник деревенский… Не подведу… — И смутился: то ли потому, что не к месту вставил слово «деревенский», то ли из-за непривычной похвальбы — «не подведу».
— Слабоват. С фрицами в рукопашной не справишься, — сказал капитан.
— Я поэтому и не вылез вперед, а в разведку хотелось бы.
— Ромашкин, как думаешь?
— Пусть подрастет. Мне ждать некогда, завтра на задание идем.
Молодой солдатик виновато отступил в глубь строя. Василию стало жаль его. Но что поделаешь, в разведке нужна сила.
Обойдя весь строй, Люленков выбрал только троих: Севостьянова, Цимбалюка да крепыша Хамидуллина. Этот уже был обстрелян, воевал до ранения в Сталинграде.
Ромашкин привел отобранных в новое жилье разведчиков — сарай в лесу. Они остановились у двери, не зная, куда положить свои вещички.
— Проходите к столу, ребята, — подбодрил их Ромашкин. — Жмаченко, ну-ка накорми хлопцев. А вы садитесь. Чувствуйте себя как дома.
Разведчики поднялись с сена, расстеленного на полу, разглядывали новичков.
— Ты прямо запорижский казак, — сказал Пролеткин усатому украинцу.
— А я и е запорижский казак. Мои диды булы настоящи запорижски казаки. Тильки я верхом на тракторе козаковал.
— Значит, дед казак, отец твой сын казачий, а ты хвост собачий, — вставил Голощапов.
Цимбалюк укоризненно посмотрел на него:
— А ще разведчик! Такий некультурный — незнакомому человеку глупи слова говоришь.
