Решение об эвакуации государственных учреждений, Генерального штаба и Ставки подтверждается и постановлением Государственного Комитета обороны об эвакуации Москвы, где говорилось о необходимости немедленно начать эвакуацию правительства. Верховного Совета, наркоматов, дипломатического корпуса и других учреждений, о вывозе ценностей и исторических реликвий из Оружейной палаты Кремля. В одну из ночей, соблюдая строжайшую тайну, извлекли из Мавзолея тело В. И. Ленина и отправили под особой охраной в специальном вагоне в Куйбышев.
Как только в Москве приступили к широкой эвакуации населения и учреждений, началось то, что назвали позже “московской паникой”, —беспорядки, о которых ходило и до сих пор ходит немало слухов. Многие очевидцы подтверждают, что действительно в городе растаскивали товары из магазинов, складов, да, собственно, даже и не растаскивали, а было такое полуофициальное разрешение все разбирать.
На вокзалах грузились эшелоны заводов и учреждений. Множество людей уходило пешком по шоссе — на восток страны.
Лихорадочно, торопливо работало в эти ночи (а по случаю спешки — даже днем) ведомство Берии. Срочно уничтожались арестованные и отбирались те, кого предстояло вывезти. Наиболее “ценных” арестованных, которых готовили в качестве участников грандиозного процесса, похожего на “военный заговор” 1937—1938 годов, отправили под усиленным конвоем в Куйбышев. В этой группе были дважды Герой Советского Союза помощник начальника Генерального штаба Я. Смушкевич, бывший заместитель наркома обороны и командующий советской авиацией генерал-лейтенант авиации Герой Советского Союза П. Рычагов и его жена, тоже летчица, генерал-полковник начальник управления ПВО страны Герой Советского Союза Г. Штерн...
Только прибыли вагоны с узниками на место, как вслед им, 18 октября, пришло предписание наркомаНКВДГенерального комиссара государственной безопасности Берии — немедленно расстрелять 25 заключенных, среди которых находились и вышеназванные военачальники. Приказ был выполнен немедленно, все были расстреляны без суда и следствия.
В Москве начались грабежи и беспорядки, которые чинили дезертиры и всякая другая нечисть.
* * *
Сталин покидать Москву не собирался. Из рассказа Чадае-ва Куманеву:
“— В середине октября накануне эвакуации в Куйбышев части Совнаркома и Управления делами я зашел в комнату охраны, где находился генерал Н. С. Власик, чтобы попрощаться с ним. К этому времени мы были хорошо знакомы друг с другом, часто встречались семьями.
Начальник охраны Сталина с огорчением воспринял весть о моем отъезде.
— Но ничего, — сказал он, — скоро вернетесь.
— Да, я в этом уверен.
— Уверен в этом и товарищ Сталин.
— А не было разговора о том, что и он на крайний случай временно переберется к нам в Куйбышев?
— Я знаю, — сказал Власик, — был разговор на эту тему между Сталиным и Ждановым. “Хозяин” твердо и решительно заявил, что не может быть и речи об этом: он остается на своем посту в Москве. Но мы все- таки на всякий крайний случай сейчас сформировали специальный небольшой поезд, который уже находится в полной готовности к отбытию.
— Товарищ Сталин, конечно, о нем не знает? — спросил я.
— Пока не знает, но, может быть, сегодня или завтра узнает.
В последующем Вознесенский, Калинин, Поскребышев и некоторые другие руководящие работники мне подтвердили, что Сталин действительно не собирался эвакуироваться куда-либо из Москвы...
Но решение на эвакуацию Москвы он принял.
ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ “Об эвакуации столицы СССР г. Москвы”
Ввиду неблагоприятного положения в районе Можайской оборонительной линии ГКО постановил:
1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС — т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД — т. Берия организует их охрану).
2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).
3. Немедленно эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба — в г. Арзамас.
4. В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД — т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также все электрооборудование метро (исключая водопровод и канализацию).
Председатель Государственного Комитета Обороны
Вот еще один красноречивый эпизод из тех дней. Мой знакомый Эмзор Акакиевич, немолодой житель Сочи, в свое время приближенный к охране Сталина, поведал:
“— Наш родственник, генерал Игнатошвили, один из заместителей начальника охраны Власика, спустя много лет после этого происшествия рассказал:
— Когда сложилось критическое положение под Москвой и немцы уже были в Крюкове, полным ходом шла эвакуация из Москвы различных учреждений. Однажды, сидя за столом, Микоян и Маленков сказали мне: “Пора уезжать в Куйбышев и Сталину. Иди скажи ему об этом”. Сами они опасались заводить такой разговор.
Я пришел к Сталину и, чтобы придать доверительность, заговорил по-грузински. Причем не сказал ни слова об отъезде.
— Иосиф Виссарионович, какие вещи взять в Куйбышев? Сталин на меня так посмотрел — я думал на мне одежда загорится от его взора!
— Ах ты трус проклятый! Как ты смеешь говорить о бегстве, когда армия стоит насмерть! Надо тебя расстрелять за такие паникерские разговоры!
Не помня себя, я, как в бреду, вернулся к тем, кто посылал меня к Сталину.
— Ну как? Что он решил?
Я не в состоянии был ответить, огненный взор Сталина еще жег меня. “Расстрел” — мелькало в сознании. Сталин не бросал слов на ветер! На глаза попала бутылка коньяка, я схватил ее и глотнул из горлышка.
Собеседники не унимались:
— Ну все же, что он решил?
— Он сказал — расстреляет меня за подобные паникерские разговоры. И если это случится — то вы подставили меня под расстрел...
Но, слава Богу, обошлось”.
В октябре 1941 года, в один из самых напряженных дней московской обороны, в кабинете Сталина раздался телефонный звонок. Сталин, не торопясь, подошел к аппарату. При разговоре он никогда не прикладывал трубку к уху, а держал ее на расстоянии — громкость была такая, что находившийся здесь генерал Голованов слышал все. Он и рассказал позднее этот эпизод.
Звонил корпусной комиссар Степанов, член Военного совета ВВС. Он доложил, что находится в Перхушкове, немного западнее Москвы, в штабе Западного фронта.
— Как там у вас дела? — спросил Сталин.
— Командование обеспокоено тем, что штаб фронта находится очень близко от переднего края обороны. Нужно вывести на восток, за Москву, примерно в район Арзамаса. А командный пункт организовать на восточной окраине Москвы.
Воцарилось довольно долгое молчание.
— Товарищ Степанов, спросите в штабе, лопаты у них есть? — не повышая голоса, сказал Сталин.
— Сейчас. — И снова молчание. — А какие лопаты, товарищ Сталин?
